Когда ткань все же поддалась насильнику, принявшемуся стаскивать с себя бриджи, раздался едва слышный шорох, и за спиной увлекшегося своей жертвой Карла появился еще один человек.
- Вам, что, трудно выполнить простой приказ, - воин со шрамом на лице, тот, что советовал предводителю отряда избавиться от девушки, презрительно скривился, глядя на сверкающие в ночном сумраке ягодицы Карла, рычавшего и отчаянно бранившегося от возбуждения. - Что ты смотришь? - Воин взглянул на Барга, только пожавшего плечами в ответ.
Карл, поглощенный процессом, не понял, какая сила взметнула его вверх, как не понял он, почему вдруг оказался лежащим на спине в нескольких шагах от своей жертвы. А Витар спокойно вытащил из-за голенища сапога кривой нож, и, рывком запрокинув растянувшееся на земле Хельме голову, плавным движением перерезал ей горло.
- Паршивые собаки, - воин навис над затравленно уставившимся на него Карлом, сжимая в руке клинок, с которого капала еще горячая кровь убитой девушки. - Вы хоть что-то можете выполнить в точности.
- Прости, Витар, - Карл всхлипнул, зная, что может остаться здесь же, рядом с зарезанной селянкой, если правой руке их вождя взбредет в голову, что отряд ничего не потеряет, лишившись такого бойца. Тому, кто только что хладнокровно перерезал горло юной девушке, не составит ни малейшего труда оборвать еще одну жизнь. Уж это Крал понимал превосходно. - Демоны попутали. Прости, друг!
Витар еще раз смерил пытавшегося отползти в кусты наемника презрительным взглядом, и, не произнеся больше ни звука, развернулся и направился в лагерь. Неудавшийся насильник, опираясь на протянутую Баргом руку, поднялся с земли, отряхнув одежду от приставшего к ней лесного мусора, подтянул штаны и двинулся следом. Он старался не смотреть на лежавшую в луже собственной крови девушку.
А где-то далеко на юге, по раскинувшемуся на сотни лиг древнему лесу, осторожно, стараясь ничем, ни малейшим шумом не выдать своего присутствия здесь, пробирался охотник, подкрадывавшийся к своей жертве. Он был насторожен, жадно вслушиваясь в доносившиеся из изумрудных зарослей шорохи, ноздри его улавливали любой, едва различимый запах, ибо от осторожности и внимания зависело сейчас, вернется ли охотник с добычей и почетом в свой дом, или же зверь, избранный жертвой, окажется удачливее.
Охотник не был человеком, ибо что мог делать человек средь заповедных рощ И'Лиара, лесного королевства эльфов. Здесь, в этих зачарованных кущах, уже много веков не ступала нога чужака, и Перворожденные правили этим краем безраздельно, жестоко отвечая на любые посягательства воинственных соседей.
Эльф, скрадывавший сейчас добычу, притаившуюся где-то в сумраке леса, был еще молод. По меркам своего народа он был совсем юношей, таковым же посчитали бы его и люди, попадись Перворожденный им на глаза. Стройный, слишком стройный, чтобы сойти за человека, он двигался так плавно, как никогда не смог бы двигаться простой смертный. Грива рыжих волос спадала по плечам эльфа, на челе поддерживаемая узкой шелковой ленточкой, дабы капризные пряди некстати не заслонили обзор.
Эльф был одет в узкую куртку зеленого цвета, делавшую своего обладателя почти невидимым в лесу, и такие же штаны, выпущенные поверх коротких сапожек, не имевших подошвы. Был у охотника и плащ, но его он оставил на скрывшейся за кустами лесной поляне, дабы тот не мешал ему, сковывая движения. Но поясе молодого эльфа висела серебряная фляга в кожаной оплетке, в которой плескалось настоящее вино, напиток, равного которому никогда не доводилось пробовать живущим за пределами И'Лиара, по меньшей мере, уже тысячу лет.
И, разумеется, охотник, на узком лице которого отражалось сейчас сильнейшее напряжение, был вооружен. Он сжимал в руках длинный лук, на шелковой тетиве которого лежала тонкая стрела с узким граненым жалом. Свои знаменитые большие луки, изготовленные из кости, дерева и жил, эльфы использовали в бою, засыпая противника дождем неизменно попадавших в цель метких стрел, остановить которые не могли и самые прочные латы. Ныне же охотник был вооружен простым деревянным луком, но и с этим нехитрым оружием он мог стать смертельно опасным противником для любого врага. Кроме лука и узкого колчана, вмещавшего дюжину легкоперых стрел, эльф был вооружен длинным кинжалом с украшенной серебром рукоятью.
Эльф сейчас был напряжен, точно тетива его лука. В каждом шорохе, в каждом движении листвы ему виделся хищник, затаившийся рядом, и готовый нанести удар, стоит только охотнику замешкаться хоть на долю мгновения. Эльфу приходилось убивать разную добычу, в том числе и двуногую дичь, чьим оружием были не клыки и когти, а топоры и арбалетные болты. Он был молод, но это не значило, что он был неопытен. Сегодня же Перворожденному предстояло доказать свое превосходство в схватке с волком.
Эльфы не убивали тех, с кем делили свой лес. Ни один зверь не осмелился бы тонуть Перворожденного, как и эльф никогда не стал бы отнимать жизни четвероногих своих братьев, всех, в чьих жилах текла горячая кровь. И даже с матерым хищником эльфы, встретившись на узкой лесной тропе, могли разойтись миром. Лишь покрытые чешуей гады были неподвластны тем чарам, которыми каждый эльф владел с рождения, все же прочие, кто вскармливал свое потомство молоком, подчинялись этой таинственной силе, никогда не причиняя вред эльфам.
Но что было верно для тех, кто населял И'Лиар, не распространялось на зверей, обитавших за пределами лесного царства. И если оказавшиеся в землях людей или гномов Перворожденные еще могли усмирить встретившегося им дикого зверя, ручные создания видели в стройных златокудрых детях Леса врагов, кидаясь на них с яростью и разя без пощады. Потому люди, вторгнувшись в эльфийские леса, первым делом вывели породу цепных псов, за версту чуявших эльфа, какими бы чарами он не скрывал свое присутствие. Собаки стали самыми страшными врагами лесных стрелков, намного более опасными, чем закованные в сталь легионы. И, видимо, ныне по заповедным лесам метался, убивая всех на своем пути, волк, укушенный одним из таких псов.
Бешеный зверь, матерый хищник, первым делом перебил собственную стаю, что было верным знаком блуждающей в его крови заразы. Но волк, не остановившись, принялся убивать всякое живое существо, что оказывалось рядом, и уже три эльфа стали его жертвами. Опытные бойцы и умелые охотники, они не смогли одолеть взбесившегося зверя, который метался по лесам, угрожая заразить немало здешних обитателей. Один из эльфов, попавшийся в зубы волку, был еще жив, когда его нашли родичи. Он долго мучался, и ни один маг лесного народа не сумел помочь ему, исцелив от принесенного из дальних краев яда.
Охотник, долго шедший по следу, и ныне подобравшийся к бешеному зверю так близко, как не подбирался еще никто за много дней погони, видел, как страдал его собрат, которому из милосердия дали яд, дабы облегчить его мучения. И он не желал повторить эту участь, весь обратившись в зрение, слух и нюх, став таким же хищным зверем, как и тот, кому была уготована сегодня роль добычи.
Легкий ветер, блуждавший средь вознесшихся в небо невиданными колоннами лесных исполинов, донес до охотника запах псины и свежей крови, а затем ветви слева от эльфа шевельнулись, и к замершему неподвижно охотнику устремилась серая тень. Волк, подкравшийся почти вплотную, прыгнул, намереваясь обрушиться всей своей массой на эльфа, застигнутого врасплох.
Охотник в последний миг заметил опасность, мгновенно разворачиваясь лицом к атаковавшему из засады хищнику, и падая на колено. Мышцы его напряглись, тетива надежного лука скрипнула, едва не лопнув от усилия стрелка, и в брюхо взмывшему ввысь на добрых три ярда волку вонзилась длинная стрела. Эльф лишь казался чересчур хрупким, но сила скрытая в этом стройном теле была такова, что пущенная даже не целясь, стрела почти по самое оперение вошла в плоть зверя.
Волк пролетел над головой пригнувшегося к земле эльфа, кубарем прокатившись по земле, и вновь вскочив на все четыре лапы. Зверь был смертельно ранен, но зараза, которую он носил в себе, придала ему силы, приглушая боль от впившейся в плоть стальной занозы. Тех мгновений, что еще мог прожить волк, хватило бы, чтобы нанести охотнику смертельную рану. И эльф, понимавший это, рванул из тетивы следующую стрелу, не спуская глаз с оскалившего страшные клыки хищника. Морду волка покрывала кровавая пена, мышцы его, перекатывавшиеся под гладкой шерстью, напряглись, и зверь вновь прыгнул. И в полете его настигла вторая стрела, вонзившаяся точно в грудь.