Спустя полчаса выбрались из больницы. Никто не обратил внимания на юношу с простреленным плечом, по крайней мере, никто не пытался его остановить. Может быть, всем было просто наплевать на то, кто он и зачем он делает то, что делает.
— Что теперь? — спросил Джон, укрывшись за углом какого-то высокого, серого дома.
— Единственное, что ты должен делать — не попадаться никому на глаза. Я же отправлюсь на здешний вокзал и посмотрю расписание поездов. Может быть, возьмём курс на Нью-Йорк позже, чем этого будут ожидать ищущие нас.
— Хорошо. Только возвращайся поскорей, у меня нет никакого желания задерживаться на одном месте долго.
Ничего не ответив, Сайракс исчез и уже через секунду находился на перроне, где висела нужная таблица.
На вокзале в это время было уже не так людно, как около часа назад, когда многие спешили на работу. В главном холле продавали цветы, яркие, красочные, только что отрезанные от своих корней и поставленные в пластмассовое ведро с водой. Кроме этого здесь располагались магазины, газетные ларьки со множеством развешанных рекламных плакатов и бюро путешествий, но эти цветы напомнили в образном смысле сложившуюся ситуацию с избранником. Джон, как цветы, был оторван от родителей, друзей, от той жизни, которую вёл, обречённый на гибель, но поддержанный чёрным защитником. Теперь задача Сайракса, как и у ведра, заключалась в поддержке жизни своего подзащитного, пока тот не исполнит своё предназначение, а если он этого не сумеет, то… прощай, Вселенная. А долго ли продержится цветок лишённый корней?
Юноша ждал минут двадцать, скрываясь за углом, как вор, прежде чем инопланетянин вернулся.
— Я нашёл место, где можно пожить дня два, не выходя на улицу, что даст нам возможность отдохнуть от этой полной приключений и смертей погони. Затем, когда Элан будет здоров, мы двинемся за медальоном и воскресим его.
— Его? Разве у него нет имени или какого-нибудь описания?
— Его никто не видел и никто не знает на что оно способно. Только Номроин и Рохон-Кур знают и чувствуют, когда и где рождён избранник, таящий в себе его душу. Когда доберёмся до Пройд, я думаю, Номроин с удовольствием расскажет тебе всё, что знает. А теперь пойдём.
Идти пришлось недолго. Зашли в мрачный подъезд одного пятиэтажного дома, поднялись на второй и позвонили в одну из трёх дверей на лестничной площадке. Вскоре послышались тихие, медленные шаги. Джон удивился тому, что его спутник не исчез, когда хозяйка предстала перед ними. Это была пожилая женщина лет семидесяти, её седые волосы были собраны в клубок на затылке, а лицо выражало ожидаемую радость, будто её навестили внуки, и эта реакция ещё больше поразила юношу.
— Проходите, проходите, будьте, как дома, — закопошилась она.
— Спасибо, — произнёс в ответ всё ещё растерянный Джон.
— Не стоит благодарности. Проходите же. Кушать желаете?
— Нет, спасибо, — отказался юноша, Сайракс просто покачал головой.
— Ну как это? По вам видно, что вы голодны. — Причём хозяйка разговаривала только с избранником, фактически не обращая внимания на его спутника.
— Как-нибудь в другой раз.
— Может, просто кофе?
— Позже. — Джон пытался, насколько это возможно вежливо, дать понять этой назойливой старушке, что её забота ему, вообще-то, не нужна.
— Тогда проходите в эту комнату. — Хозяйка показала на дверь справа в конце коридора. — Там вы сможете отдохнуть. — Неожиданно она склонила голову, словно перед ней был какой-то король или принц.
— Что это было? — спросил Джон, ничего не понимая, когда он оказался наедине со своим защитником в вышеуказанной комнатке.
Это было небольшое, но уютное помещение с двумя, аккуратно застеленными, кроватями, одним окном, выходящим на другую сторону улицы, и стареньким, но пригодным ковром на полу.
— Я ей сказал, кто ты, — ответил Сайракс.
— И кто я?
— Ты — носящий душу великого существа, избранник, который вернёт во Вселенную мир.
— Это ещё не повод поклоняться мне, как какому-то божеству.
— Согласен, но почему бы и нет.
— Почему нет?! А что я могу особенного? — Воскликнул возбуждённо Джон.
— А что может особенного божество, которого нет?
— Его, может быть, и нет, но люди верят и эта вера способна дать силу бессильному, надежду безнадёжному, покой беспокойному. А я не верю уже в себя и не могу спасти ни одного человека.