— Входи, главная старейшина ждёт тебя, — холодно сказал старейшина кровавого круга. Затем он сел со скрещёнными ногами в сторонке.
Бай Сяочунь огляделся, нервничая. Конечно, он хорошо помнил, что это то самое место, куда он так стремился попасть, придя в секту Кровавого Потока. Реликвия вечной неразрушимости находилась как раз под этой пещерой бессмертного. Вздохнув, он с громко бьющимся сердцем осторожно пошёл по камням дорожки. Наконец он прошёл через водопад и подошёл к двери. Четверо молодых служителей холодно посмотрели на него, но ничего не сказали.
Бай Сяочунь стиснул зубы и постарался убедить себя, что патриархи знали о его ценных качествах, поэтому, если Сун Цзюньвань захочет как-то навредить ему, они наверняка вмешаются. В конце концов, он достиг обращённой пробуждённой крови предков! Прочистив горло, он сложил руки и поклонился.
— Черногроб пришёл и приветствует большую сестрёнку Сун.
В ответ из пещеры бессмертного раздался голос Сун Цзюньвань:
— Войди.
Её голос в ушах Бай Сяочуня звучал так же очаровательно, как всегда, но было ещё в нём что-то смутно зловещее. Выбора не было, поэтому Бай Сяочунь, готовый ко всему, открыл дверь и вошёл. Как только он попал в роскошно отделанную пещеру бессмертного, его сразу же окружил нежный аромат. В потолок были встроены светящиеся жемчужины, а пол был зелёным и искрящимся, как драгоценный камень. Внутри была настолько сильная кровавая ци и такое изобилие духовной энергии, что стоял лёгкий туман.
Невозможно было сказать, сколько здесь других комнат, а в главном зале посередине находился горячий источник, откуда поднимался пар. В источнике нежилась женщина, чьё тело едва просматривалось через поверхность воды. Её тело, словно у русалки, слегка покачивалось под водой из стороны в сторону, а его соблазнительные изгибы заставили язык Бай Сяочуня тут же приклеится к нёбу.
«Чертовка! — подумал он. — Даже не думай заигрывать с Бай Сяочунем! Ты меня не проведёшь. Очевидно, что это ловушка. Если я буду смотреть на тебя, ты обвинишь меня в том, что я оскорбил тебя!» Стиснув зубы, он заставил себя опустить взгляд в пол, отказываясь смотреть на неё.
— Заходи! — сказала Сун Цзюньвань. Бай Сяочунь с опущенной головой пошёл вперёд, пока не оказался у самой воды. В этот момент смотреть вниз больше не получалось, поэтому он задрал голову, чтобы рассмотреть сияющие жемчужины в потолке. С мрачным лицом он мог лишь немного уловить контуры её тела краешком глаз. С трепещущим сердцем он ещё раз обругал чертовку про себя…
Сун Цзюньвань видела, что он делает, и игриво усмехнулась. Потом послышался звук стекающей воды, когда она подплыла к краю горячих источников и вышла из купальни. Накинув на себя кроваво-красный халат, он подошла к Бай Сяочуню, потом протянула свой изящный пальчик и опустила его подбородок вниз.
— В чём дело, маленький братец Черногроб? Сегодня ты на меня не смотришь сладострастно?
Её дыхание пахло орхидеями, а учитывая, как близко она подошла, было невозможно не увидеть её нежную чистую кожу. Вид был такой соблазнительный, что его трудно описать словами. Любой, кто бы увидел её такой, тут же потерял бы дар речи. Её глаза блестели, словно весенний дождь, а взгляд был одновременно глубоким и бесконечно очаровательным. Казалось, что мужчина, взглянувший в глубину этих глаз, навсегда мог утонуть там, потеряв голову и свою свободу.
Сун Цзюньвань медленно наклонилась и нежно подула в ухо Бай Сяочуня. Её горячее дыхание пробрало его до костей и заставило содрогнуться до глубины души. Это было выше его сил. Он задрожал от такой ласки и начал глубоко дышать. К этому моменту его глаза полностью налились кровью. Сун Цзюньвань, казалось, улыбалась, но в то же время в её глазах было что-то презрительное и отстранённое. Когда она уже собиралась ещё что-то сказать… Бай Сяочунь отступил на несколько шагов назад. Вместо того, чтобы глазеть на потолок, он посмотрел прямо ей в глаза. Его глаза налились кровью, а лицо исказилось, словно от муки.
— Главная старейшина, — сказал он, неожиданно протестуя, — пожалуйста, ведите себя достойно!
У него был горький разочарованный взгляд, словно его сердце разбито. Складывалось впечатление, что он с трудом верит своим глазам. Сун Цзюньвань, которая собиралась что-то сказать, неожиданно уставилась на него в изумлении, а холодность в её взгляде растаяла.
— Главная старейшина, в моём сердце вы чисты и прекрасны, словно луна в небесах, вечно священны, настолько красивы, что даже тот, кто видел вас издали, начнёт завидовать.
Он выглядел уязвлённым, и, хотя говорил тихо, его слова наполняли всю пещеру бессмертного.
211. Непревзойдённая чертовка...
— Главная старейшина, я отказываюсь верить в то, что сказала Сюэмэй. Ни на йоту не верю. В моём сердце вы священны, словно лотос, которого грязь этого мира никогда не сможет даже коснуться. Вы столь же прекрасны, как морская бессмертная, полностью превосходящая весь этот мир вокруг с его мерзостью!
Он начинал говорить с всё большей страстью, а боль в его глазах становилась всё сильнее.
— Главная старейшина, позвольте мне сказать, какой вы живёте в моём сердце. Я мечтаю о вас дни и ночи напролёт. Вы вечная спасительная обитель моей души, идеальная бессмертная богиня, чистая и святая, та, которую я должен защищать всю свою жизнь.
Печаль и отчаяние Бай Сяочуня заставили его задрожать, а разочарование в его сердце превращалось в безумие, которое вырывалось наружу, словно его слишком долго подавляли внутри. Он взмахнул рукавом, и от него начала исходить лёгкая убийственная аура, словно он не мог больше сдерживаться. Казалось, будто он взбирался по горе трупов и переходил вброд море крови, чтобы оказаться там, где он был сейчас. Даже его железная воля начала проглядывать в выражении его лица.
— Я, Черногроб, не могу даже сосчитать, сколько людей я убил в своей жизни. Я настолько жесток, насколько это возможно. Я практически утратил человеческие ценности, чувства и пламенную страсть. Всё, что осталось, — это пустая оболочка, наполненная холодностью кровопролития и жестокости. Однако в этой пустоте есть искра света. И этот свет зародился, когда я впервые увидел вас, главная старейшина.
По прекрасному телу Сун Цзюньвань пробежала дрожь. Она зачарованно смотрела в печальные глаза Бай Сяочуня. Там она видела боль и горе, словно что-то прекрасное и святое, к чему он был сильно привязан… разрушено. Казалось, что весь его мир разваливается на куски, и сейчас он приближается к истерике.
— Я выбрал не Среднюю Вершину, главная старейшина, я выбрал… вас! Вы говорили о моём сладострастном взгляде, но вы ошибаетесь. Я никогда не смотрел на вас подобным образом. Каждый раз, когда я смотрю на вас, я хочу вас защищать…
Тут его налившиеся кровью глаза затопила боль, и он воскликнул:
— Главная старейшина, та, что стоит сейчас передо мной, — это не вы! Одевайтесь! И не смотрите на меня так! Хватит заигрываний. Я хочу увидеть чистую и незапятнанную Сун Цзюньвань, которая живёт в моём сердце, ту, которую я, Черногроб, желаю защищать всю свою жизнь. Верните мне её, она — луч света в тёмном царстве мой жизни…
По перекошенному лицу Бай Сяочуня можно было подумать, что он готов сойти с ума. Его рычащий голос гулко разносился по пещере бессмертного так, что даже воды в горячих источниках вибрировали. Казалось, что он выплеснул все свои самые глубокие переживания. Лже-Черногроб, наблюдающий за действиями Бай Сяочуня, был потрясён до глубины души, ошеломлённый тем, насколько его слова похожи на правду и какими искренними кажутся эмоции. Пещера бессмертного на какое-то время погрузилась в тишину, а потом Бай Сяочунь начал хрипло смеяться. Разочарованно, с болью, он молча отвернулся так, чтобы больше не смотреть на Сун Цзюньвань.