Евгения Грановская
Вечная загадка Лили Брик
Пролог
Два молодых человека стояли возле лотка с восточными сладостями и отирали платками усы. Они только что попробовали по кусочку того, другого, третьего… Названия этих сладостей совершенно невозможно было запомнить. Причем ели по-арабски, руками, что привело обоих в восторг, и теперь переминались возле пыльной дороги, разглядывая саманные и каменные дома и проплывающие мимо повозки.
– Ну и пыль, – сказал один, зажимая платком нос. Он был повыше ростом, постройнее и с виду попроворнее своего спутника.
Некоторое время оба махали платками, пытаясь отогнать пыль от лиц, но с обочины не уходили. Уж очень любопытно было смотреть на непривычный пейзаж. Наконец, когда последняя повозка прогромыхала мимо и поднявшаяся за ней пыль слегка улеглась, тот, что повыше, повернулся к своему спутнику и насмешливо осведомился:
– Ну, кузен? Вы сыты?
– Да, Джорджи. Закуска была превосходная, – ответил второй, невысокий, коренастый, с глазами, подернутыми поволокой. – Хоть и весьма необычная.
– Это вы после скажете – хороша она или нет. Вот погодите, начнет вас пучить, тогда не так запоете!
Принц Георгий расхохотался. Цесаревич Николай задорно махнул на него платком, которым стряхивал пыль с котелка, прежде чем нахлобучить его на голову. Одеты оба молодых человека были в серые костюмы-тройки. Шелковые рубашки блистали белизной. Галстуки были повязаны небрежно, а Георгий еще и котелок носил слегка набекрень, как заправский гуляка.
Георгий пригладил холеным ногтем большого пальца пушистые усы (не такие, впрочем, пушистые, как у Николая) и со смехом поинтересовался:
– Ну, куда теперь?
– Я бы не прочь вздремнуть, – ответил Николай, позевывая.
– Полно вам, Ники. Вы прямо как достопочтенный господин Ону! Вокруг столько приключений, а вы спать! Знаете, куда я вас намерен отвести?
– Понятия не имею. Но уверен, что это что-то в высшей степени фривольное.
– Угадали! Вы когда-нибудь слышали про египетских альмей?
– Это египетские танцовщицы?
– «Танцовщицы», – весело передразнил Георгий. – Вы просто дитя, Ники. Невиннейшее дитя! Альмеи – это здешние кокотки. Не верите – спросите Ухтомского, он вам подтвердит. – Георгий достал из жилетного кармашка золотые часы, откинул крышечку и, прищурив светлые глаза, глянул на циферблат. – Нас уже ждут, цесаревич. Только умоляю вас – никому! – Принц Георгий прижал палец к губам и насмешливо добавил: – Я желаю сохранить свою репутацию незапятнанной. Все ж таки греческий принц, а не какой-нибудь гвардейский поручик.
Он снова подмигнул Николаю, и оба расхохотались.
Два часа спустя кузены шли по пыльной дороге городка в слегка помятых уже костюмах, улыбаясь и икая от выпитого шампанского. Охрана, следуя строгому указанию, держалась от высочайших персон на расстоянии.
– Ну, каково? – спросил Георгий.
– Прекрасно. Этакие фривольные па! – Николай прищурил глаза, пригладил усы и улыбнулся – скромно и распущенно одновременно, как умел только он один.
Принц Георгий проделал руками несколько ритмичных движений и провернулся вокруг собственной оси, пародируя недавно виденный танец, затем покосился на русского цесаревича и сказал вкрадчиво:
– Я слышал, Николя, в Питере у вас есть одна балерина. Что, хороша?
– Настоящая красавица, – ответил Николай, снова приглаживая усы.
Георгий внимательно на него поглядел.
– Э, цесаревич… Да вы влюблены? Дайте угадаю. Батюшка специально вас в путешествие услали? Подальше от мадемуазель сердцеедки? Что ж, его можно понять. Балерины, это, знаете ли, штучки… Развлекаться с ними приятно, но влюбляться никак невозможно.
Николай поморщился.
– Что за фантазии, Джорджи, я вовсе в нее не влюблен. Вы же знаете, я душой и сердцем предан своей дорогой Алекс.
– Но ваше тело, Ники! Ваше тело! – Георгий изобразил руками неприличный жест и захохотал. – Кстати, Ники, – со смехом сказал он, – альмеи не единственное здешнее развлечение. Завтра я отведу вас к девицам, которые танцуют танец «оса»!
– «Оса»? Это что?
– А вот представьте: девушки крутятся на месте с криком «оса залетела!», «оса залетела!» и начинают срывать с себя одежду, пока не остаются голые.
– Совсем голые? – уточнил Николай.
– Совершеннейше! Ну, а когда на них совсем ничего не останется… – Тут принц Георгий замолчал и красноречиво облизнул алые губы.
Николай посмотрел на кузена насмешливым взглядом и заметил:
– Джорджи, вы самый большой развратник из всех, кого я знаю.
– Просто я кричу о своих похождениях на каждом углу. А вот вы, Ники, развратничаете тихо и скрытно. Этакий скромный развратник. Каково, а! Скромный развратник! Отныне я только так вас и буду называть!
Выдуманное прозвище привело Георгия в полный восторг, но Николаю оно не показалось таким уж забавным, и он нахмурился.
– Полно хмурить брови, Ники! О, глядите-ка!
Георгий остановился посреди улицы как вкопанный и уставился на деревянную вывеску, покрытую арабской вязью. Рядом с названием была намалевана картинка, изображающая красивую темноволосую женщину в профиль с прямоугольными карточками в руке.
– Что это? – спросил Николай без особого энтузиазма.
– А вы разве не помните? Ухтомский про нее давеча говорил. Это гадалка. Говорят, чертовски хорошая. Местные ее даже слегка побаиваются.
– Очередная восточная Кассандра, – лениво проговорил цесаревич Николай и зевнул. Восточные гадальщицы интересовали его гораздо меньше, чем красавицы альмеи, танцующие в прозрачных платьях и откровенно заигрывающие с гостями. К тому же ему сильно захотелось холодного шампанского, чему способствовали сухая погода и густая египетская пыль, набивающаяся в рот и ноздри. – Шампанского бы сейчас, – тихо проговорил Николай.
– Погодите, Ники, будет вам шампанское. Вернемся в «лагерь», и я вас угощу. А сейчас давайте зайдем, страсть как люблю всяческие гадания! Как там у вашего поэта? «Не властны мы в своей судьбе…»
Николай хотел остановить кузена, но остановить греческого принца, если он что-то твердо решил, не в состоянии был бы даже эскадрон гусар. Николай пожал плечами и уныло поплелся следом.
– Интересно, она хотя бы красивая? – задумчиво проговорил Николай, прикрывая нос от пыли платочком.
– А как же! И в самом соку – лет девяносто, наверно!
Георгий остановился перед дверью, быстрым, ловким движением поправил галстук и котелок, подмигнул Николаю и несколько раз громыхнул кулаком по темным доскам. Затем, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и вошел внутрь.
Внутри царил теплый полумрак, освещаемый тусклым светом потрескивающих свечей, которые в нестройном порядке теснились на каменных полках. Пахло какими-то благовониями вперемешку с жженой травой. Запах, впрочем, был приятный – мягкий, обволакивающий, успокаивающий.
Лишь когда глаза немного привыкли к темноте, молодые люди разглядели в глубине комнаты женщину. Она сидела за каменным столиком – по-европейски, на стуле. Худая, прямая как палка, с лицом, прикрытым черным полупрозрачным покрывалом. Обнажены были лишь кисти рук женщины, неподвижно, как два спящих белых зверька, лежавшие на каменной столешнице. Одета вещунья была в странное платье – не похожее на то, в каких щеголяли местные женщины, но и не европейского фасона. Скорее оно напоминало цыганское платье.
– Входите! – сказала вдруг женщина по-французски хриплым голосом. Акцент был сильнейший, но произнесено было, несомненно, по-французски.
Принцы переглянулись. До сего момента они даже не задумывались о том, на каком языке станут изъясняться с гадалкой, и вот проблема разрешилась сама собой.
– Ступайте, Ники, она вас зовет, – прошептал Георгий на ухо русскому цесаревичу, тихонько подталкивая его рукой в поясницу.