– Ты и без меня в курсе, бро, но я не стану исправлять твои оценки.
– Мне и не нужно, чтобы ты их исправлял, – ответил Кармин. – Но ты все равно можешь для меня кое-что сделать. Как думаешь, ты смог бы заблокировать GPS-сигнал?
Прекратив терзать клавиатуру, Доминик развернулся к брату.
– В смысле?
– Хейвен имплантировали под кожу GPS-чип. Ты можешь его заблокировать?
Доминик недоверчиво посмотрел на Кармина.
– Да не может быть.
– Может, но я не знаю, как именно этот чип отслеживается. Полагаю, через какую-нибудь программу или что-то вроде того.
– Как такое вообще возможно?
– Я не знаю. Это ты у нас компьютерный гений. Ты мне и скажи.
Доминик немного помолчал, погрузившись в размышления.
– Как называется компания в Чикаго, в которой они якобы работают? Полагаю, ей управляет Сальваторе.
Кармин пожал плечами.
– Galaxy-чего-то-там…
– Да, точно. «Galaxy Corp.». Разве они не GPS-устройствами занимаются?
– Эм, может быть. Я не вникаю в это дерьмо, Дом.
Доминик кивнул, разворачиваясь к компьютеру.
– Я попробую что-нибудь придумать. Если папа отслеживает чип через свой ноутбук, то я могу попытаться изменить программу для того, чтобы сбить его со следа, но я не знаю, смогу ли заблокировать сигнал навсегда.
– Что-то лучше, чем ничего.
Кармин направился к выходу из библиотеки, когда его остановил голос брата.
– Ты не ведь планируешь сбежать?
– Нет, просто продумываю запасной план на тот случай, если когда-нибудь он нам понадобится. Папа сказал, что он не может гарантировать нам с Хейвен будущее, но будь я проклят, если я позволю хоть чему-нибудь нам помешать.
* * * *
Винсент сбавил скорость, поравнявшись с высоким кирпичным домом, и резко повернул направо, заезжая на подъездную дорожку. Он припарковался рядом с кабриолетом ярко-красного цвета и, выйдя из машины, включил сигнализацию.
Район был достаточно тихим, в этой части города преступления были явлением редким. Он не беспокоился насчет местных обывателей, поскольку нужно было быть непроходимым глупцом для того, чтобы вообще ступить на территорию чужой собственности. Все в округе были прекрасно осведомлены о том, что улицы в течение многих десятилетий контролировались членами la famiglia. Знали они и о том, что кирпичный дом, перед которым находился в данное мгновение Винсент, и живущая в нем женщина были неприкосновенны. Они знали об авторитете Винсента и о той власти, которой он располагал, и уважали его за это. Несмотря на это, большинство не питало к нему теплых чувств, но, откровенно говоря, Винсента и не волновали их личные чувства.
В тот момент, когда Винсент появлялся на улицах города, его эмоции переставали существовать. Он забывал о том, что такое жалость, сочувствие, сострадание и раскаяние. Он не мог позволить себе таких чувств. Как бы это ни было прискорбно, но это был единственный способ, благодаря которому он мог выжить. И, чем больше времени он проводил в Чикаго, тем черствее он становился. Он был равнодушен и одинок. Очень часто ему с трудом удавалось вспомнить, зачем он вообще продолжает всем этим заниматься.
Это было жестоко, но даже женщина, находившаяся в доме за несколько футов от него, не имела для Винсента никакого особого значения. Он не стал бы не умирать за нее, ни убивать ради нее. В действительности, он о ней практически и не думал. Он любил только лишь одну женщину, и она навсегда останется той единственной, которую он будет любить.
Была одна из тех весенних ночей, которым всегда радовалась Маура – она открывала настежь все окна, впуская в дом теплый бриз. Обычно он жаловался на то, как душно становилось из-за этого в доме. В те времена он был очень вспыльчивым, и ему очень часто хотелось вернуться в прошлое и стереть свои резкие слова.
Del senno di poi son piene le fosse. Задним умом мы все крепки.
Он прошел к парадному входу и, позвонив в дверь, закатал рукава своей светло-голубой рубашки. Из дома до него доносились звуки каблуков, сменившиеся звуками щелкнувшего замка.
Дверь открылась. Перед ним стояла улыбающаяся женщина, губы которой были накрашены яркой, красной помадой.
– Привет, Винсент. Тебя давно не было.
Он кивнул в знак приветствия, и она отошла в сторону, позволяя ему пройти в дом.
– Не желаешь вина? – спросила она, когда он прошел в гостиную.
– Конечно, – ответил Винсент, присаживаясь на ее черный кожаный диван. Он уже давно не употреблял алкоголь, но понимал, что было бы невежливо отказывать. Она никогда ничего не говорила о том, что он ничего не пил.
– Пожалуйста, – сказала она, заходя в гостиную с бокалом красного вина. Он принял бокал, и женщина улыбнулась, сев рядом с ним. Поднеся бокал к носу, он вдохнул аромат вина. Мауре всегда нравилось красное вино.
– Надолго ты в городе на сей раз? – спросила она, делая глоток из собственного бокала.
Винсент пожал плечами.
– Полагаю, до тех пор, пока мне не разрешат уехать.
Она не питала никаких иллюзий по поводу реалий подобного стиля жизни. Она была знакома с этой жизнью с самого рождения, будучи principessa della mafia. Отец женщины был консильери, поэтому Селия нянчилась с ней, пока она росла. Она понимала, что Винсент не может говорить о том, чем занимается, поэтому никогда не задавала ему вопросов. В действительности, беседы между ними обычно сводились к минимуму. В их взаимоотношениях не было ни заблуждений, ни недоразумений.
– Ты голоден? – спросила она.
Он посмотрел на нее, обводя взглядом ее тело. Она была одета в черное обтягивающее платье, которое было настолько коротким, что ему была видна кружевная резинка ее черных чулок. У нее была загорелая кожа и темно-каштановые волосы. Ее глаза были необычного светло-коричневого оттенка с небольшими зелеными крапинками. Зеленый цвет напоминал ему о глазах, в которые он смотрел каждую ночь на протяжении многих лет.
Он отвел от нее взгляд.
– Конечно.
Они поужинали под аккомпанемент ее рассказов, и допили бутылку вина. Винсент только лишь слушал ее и в нужные моменты кивал.
После ужина Винсент прошел к окну и выглянул на улицу, пока она убирала со стола. Вечер был безоблачным, звезды и луна освещали задний двор. Ее дом был обнесен забором, отгорожен от остальной части шумного чикагского района. Двор ее дома был совершенно не похож на тот двор, который был у его чикагского дома, расположенного в нескольких милях отсюда. В их дворе по-прежнему имелся выстроенный на дереве шалаш, в котором играли в детстве его дети.
Он услышал, что она подходит к нему, звук ее каблуков оборвался позади него. Он увидел в окне ее отражение. Она обольстительно улыбнулась, проводя руками вверх по его спине. Она начала поглаживать его плечи, разминая их.
– Винсент, ты всегда так напряжен.
Он тихо вздохнул.
– Именно поэтому я к тебе и приезжаю. Ты знаешь, что именно мне нужно.
Согласившись с ним, она запустила руки под его рубашку, слегка царапая длинными ногтями его кожу. Маура никогда не отращивала ногти, подстригая их как можно короче – порой дело доходило до того, что у нее шла кровь.
Она начала расстегивать его рубашку, нежно прижимаясь губами к его шее. Ее дыхание было теплым, поцелуи из-за помады были липкими.
– Думаю, я знаю, что тебе сейчас нужно.
* * * *
Это длилось недолго. Это всегда быстро заканчивалось. Через час Винсент был снова одет и направлялся к двери.
– Grazie. Было чудесно, как и обычно.
– Всегда к твоим услугам, – ответила она, вставая на носочки для того, чтобы поцеловать его в щеку. – Береги себя, Винсент.
* * * *
Когда Винсент выехал с подъездной дорожки и направился в сторону шоссе 290, часы на приборной панели его машины показывали практически полночь. Прошло около получаса до того, как ему встретился по дороге еще открытый магазин. Припарковавшись, он зашел внутрь и, пройдясь по залу, наконец, обнаружил небольшую витрину с цветами. Купив букет из различных цветов, он вернулся в машину и поехал дальше. Он свернул на извилистую дорогу, проходившую возле склона холма, и бросил взгляд на табличку, минуя центральные ворота – кладбище «Маунт Кармел».