Сдерживая слезы, вызванные нахлынувшими на нее воспоминаниями, Хейвен посмотрела на настенные часы. Заметив, что у нее осталось около двадцати пяти минут, Хейвен сделала глубокий вдох и приступила к написанию эссе. Думая о своей матери, она записывала на бумагу все, что приходило ей в голову – она писала о том, что хорошие родители никогда не сдаются и всегда побуждают своих детей мечтать.
В тот самый момент, когда Хейвен поставила точку в конце предложения, инструктор сообщил классу о том, что время, отведенное на письменное задание, вышло. Хейвен занервничала, когда инструктор забрал ее работу, поскольку у нее совершенно не осталось времени на то, чтобы ее проверить.
Остальная часть тестирования пролетела незаметно, закончившись около трех часов дня. Заметив припаркованную возле пожарной линии «Мазду», из которой доносилась оглушительная музыка, Хейвен молча скользнула на пассажирское сиденье.
Убавив музыку, Кармин тронулся с места, отъезжая от тротуара.
– Как все прошло?
Хейвен слегка улыбнулась, когда он протянул ей руку.
– Хорошо.
Она ожидала, что Кармин продолжит задавать ей вопросы, однако он этого не сделал. Никто из них не произнес ни слова по дороге в Дуранте. Вернувшись домой, Хейвен прошла прямиком на кухню для того, чтобы приготовить ужин. Забравшись на кухонную тумбочку рядом с плитой, Кармин стал наблюдать за тем, как Хейвен готовила.
– Готовишь что-то мексиканское?
– Энчиладас, – ответила Хейвен, кивнув. – Это блюдо… нравилось моей маме.
– Выглядит аппетитно, – заметил Кармин.
– Спасибо.
– Мы можем поесть и посмотреть фильм.
– Хорошо.
– Или можем поиграть во что-нибудь.
– Хорошо.
– Хотя, я устал, поэтому мы, наверное, просто пойдем спать.
– Хорошо.
– Возможно, даже и есть не будем.
– Эм, хорошо.
Кармин замолчал, бросив на Хейвен сердитый взгляд. Резкая перемена, произошедшая в его настроении, встревожила Хейвен.
– Все в порядке?
– Со мной все отлично, – ответил Кармин. – А вот с тобой, похоже, нет.
– В каком смысле?
– В том смысле, Хейвен, что тебя что-то беспокоит. Ты едва ли сказала и десять слов с тех пор, как я забрал тебя после теста, и половина из них – «хорошо». Ты же знаешь, что я на дух не переношу это слово, и ты уже давно перестала его употреблять. Что-то случилось?
– Нет.
– Ты не прошла тестирование? – спросил Кармин, приподнимая брови. – Перенервничала?
– Нет, думаю, все прошло хорошо, – Хейвен поежилась, вновь произнеся это слово.
– Тогда что не так?
– Я думаю о своей маме.
– Ты скучаешь по ней.
– Да.
– Хочешь, поговорим о ней? – предложил Кармин тихо и искренне, из его голоса исчезли все следы гнева. – Не нужно держать все в себе.
– Я понимаю, но не знаю, что сказать. Я скучаю по ней, и, наверное, я никогда больше ее не увижу. Мне не удалось с ней попрощаться и сказать ей о том, что я люблю ее. И сейчас мне больно об этом думать, потому что раньше я сомневалась в том, что мы вообще друг друга любим. Гораздо легче ни к кому не привязываться, потому что люди умирают и их смерть может разорвать тебя на части, но сегодня поняла, что мама любила меня. И я тоже ее люблю, но я никогда ей об этом не говорила.
– Никогда?
– Никогда, – ответила Хейвен, качая головой.
– Я уверен, что она знает об этом, – сказал Кармин, спрыгнув на пол.
– Мне все равно хотелось бы ей об этом сказать.
– Мне тоже хотелось бы, чтобы у тебя была такая возможность, – сказал Кармин, целуя ее в макушку, – но есть вещи, которые мне не подвластны.
– Я понимаю, – сказала Хейвен. – Мне не следовало жаловаться на это тебе, потому что у тебя гораздо больше оснований горевать, чем у меня. Ведь моя мама еще жива, а твоя…
Почувствовав, что Кармин вздрогнул, Хейвен выбралась из его объятий и попыталась извиниться, однако он не позволил ей этого сделать, прижав к ее губам указательный палец.
– Моя мама жила, Хейвен. Она была вольна выбирать, и она сделала то, что сделала. Она самостоятельно принимала решения и осознавала их последствия, и одно из таких решений ее погубило. Твоя мама никогда не имела свободы выбора, поэтому я считаю, что у тебя больше причин горевать, чем у меня.
Хейвен намеревалась ответить, однако Кармин вновь прервал ее, покачав головой.
– Ты сожжешь наш ужин. Что сказала бы об этом твоя мама?
* * * *
Погода за окнами жилого комплекса «Sunny Oaks Manor» была какой угодно, но только не солнечной. Порывы ветра на пару с проливным дождем терзали окружавшие строения деревья. Раскаты грома сопровождались вспышками молнии, освещавшей полуденное небо, которое было настолько темным, что вполне могло бы сойти за ночное.
Винсент стоял в гостиной своей матери, наблюдая в окно за машиной скорой помощи, припаркованной на улице. Медицинские работники, одетые в желтые дождевики, загружали в машину носилки с телом, убранным в черный мешок. Перекрестившись, Винсент едва слышно прошептал короткую молитву.
– Не молись за эту старую каргу, – сказала Джиа, каким-то чудом услышавшая его без своего слухового аппарата. – Она сама виновата в том, что умерла.
– И каким же образом? – спросил Винсент, оборачиваясь к матери. Персонал жилого комплекса сообщил о том, что Гертруда умерла во сне.
– На прошлой неделе она оставила нараспашку окна своей спальни. Я пыталась ее предупредить, но она не стала меня слушать. В ее комнату залетел черный дрозд.
Винсент вздохнул.
– Не думаю, что дело было в дрозде, ма.
– Тебе-то откуда знать? – спросила Джиа, отмахнувшись от него.
– Я доктор.
– Ох, вы, шарлатаны, и сами ничего не смыслите в том, о чем говорите, – сказала она. – Вам бы только напичкать людей таблетками и взять у них крови, когда в этом нет совершенно никакой необходимости. Господь не допускает ошибок, Винченцо. Люди умирают тогда, когда они этого заслуживают. Тебе ли не знать.
Винсент сжал руку в кулак от колкого намека на Мауру.
– А как же отец? Он тоже заслужил?
– С таким-то количеством goomah, сколько было у твоего отца? Я даже удивлена тому, что его сердце так долго билось.
Качая головой, Винсент вновь развернулся к окну. Он никогда не сможет понять бессердечия своей матери. Порой он задумывался о том, зачем он вообще продолжал ее навещать, ведь она явно не испытывала никакого удовольствия от общения с ним.
Винсент проследил взглядом за отъезжавшей машиной скорой помощи, которая достаточно быстро скрылась из виду, растворившись в непогоде. Продолжая смотреть в окно, он заметил темный внедорожник, припаркованный менее чем в квартале от «Sunny Oaks». Наблюдая за машиной, Винсент понадеялся на то, что она ему всего лишь привиделась, однако инстинкты подсказывали ему, что это не было случайностью.
Джиа продолжала что-то говорить, однако Винсент не слышал ни слова. Он шутил, когда говорил Коррадо о том, что люди, находившиеся в машине, наблюдали за ним, однако теперь ему стало отчетливо ясно, что он был прав. За ним действительно следили, однако он не знал наверняка, кто именно это был.
– Ты слушаешь меня?
– Нет, – признался Винсент, разворачиваясь к матери. – О чем ты говорила?
– Я не стану тебе ничего повторять, – ответила Джиа. – Я только лишь потрачу понапрасну кислород и отберу у себя несколько минут жизни. А ты, пожалуй, этого и добиваешься, да? Хочешь, чтобы я умерла? Чтобы перестала быть для тебя такой обузой. Родная мать… ты относишься ко мне как к ничтожеству.
Винсент шумно выдохнул.
– Чего ты от меня хочешь, ма?
– Ничего, Винченцо. Мне ничего от тебя не нужно.
Винсент посмотрел на часы. Его терпение было на исходе.
– Мне пора. Меня ждут Доминик и Тесс.