Приняв бригаду от Полины Матвеевны, Ганна собрала товарищей в красном уголке и сказала им лишь одну фразу:
- Будем работать как можно лучше.
Товарищи знали ее не первый день, уважали и верили Ганне. Но в цехе кое-кто принял ее назначение с насмешкой. Бригадиров-девушек еще не бывало.
Особенно усердствовал Кирилка: по многу раз на день подходил к ее станку, подбоченивался и хихикал, похрюкивал. Ганна старалась не обращать внимания на этого наглого парня. Кирилка пытался ухаживать за нею, но безуспешно. Появился Леша и окончательно пресек эти ухаживания.
Прошло время. Все встало на свое место. Ее бригада была не на плохом счету. Выполняла и перевыполняла нормы. И к бригадиру-девушке все привыкли.
С бригадой Ганны Цыбулько соревновалась соседняя бригада Пепелова. И побеждала.
Портрет Пепелова висел на общезаводской доске Почета, изрядно запылившись и выгорев на солнце.
Ганна не завидовала этим успехам, не переживала поражений, потому что знала-ее бригада работает честно, с полной отдачей. А в глубине души сочувствовала Пепелову, и было неловко за него: такой пожилой, а так любит, чтобы его хвалили.
* * *
Ганне и Леше предстояло ехать в мебельный магазин за торшером. Узнав о скорой свадьбе, завод выделил молодым однокомнатную квартиру в новом доме. А завком выхлопотал через кассу взаимопомощи ссуду на мебель.
Теперь каждый день Ганна и Леша ездили по городу в поисках нужной мебели. Они уже купили диван-кровать. И вот сегодня поехали за торшером, который приглядели еще вчера в ближайшем мебельном магазине.
- Только ты сегодня, Лешенька, не мешай. Я сама выберу.
Подошла очередь Ганны.
- Нам торшер с тремя рожками.
- Почему с тремя?-возразил Леша.
- Мы ж договорились... Желтый, зеленый и красный...
- Как светофор,-заметил Леша.
Ганна хотела спорить, но подумала и поправилась:
- Вот тот, желтый, синий и розовый.
Она оглянулась. Леша улыбнулся - согласен.
- Тебе не тяжело?-спросила она, передавая ему торшер.
- Ха! Я еще и тебя унесу. Хочешь?
Они шли по улице, гордясь своей покупкой. Ганна несколько раз пробовала подложить руку под торшер, на Лешино плотное плечо.
- Не надо, мне не больно, - всякий раз говорил он, но было видно, как ему приятна ее помощь.
"Какой он у меня красивый",-думала Ганна, любуясь Лешей. Лицо его сегодня было необычным: на щеках выступил румянец, ранние морщинки на лбу и у глаз разгладились. Слегка припухлые губы вздрагивали, гася улыбку.
"Любит", - замирая от радости, думала Ганна.
Придя в квартиру, они заспорили, в какой угол ставить торшер.
- К кровати,-говорила Ганна,-можно будет лежать и читать.
- Лежа читать вредно. Поставим к столу.
- Ты не понимаешь.
Леша уступил. Торшер зажгли, хотя было-совершенно светло. Желтые пятна упали на паркет. Леша подошел к торшеру, шутливо вскинул руку в салюте, как пионер.
- Клянусь, что буду свято хранить этот свет...
- Вот и у нас свое хозяйство. Личная собственность,-сказала Ганна серьезно.
- Скажешь тоже.
- А знаешь, пусть это нехорошо, но я мечтала о своем домике, о своей квартире, где все сделано моими руками, все привычно, все такое, что нравится мне и тебе. - Ганна говорила вполголоса, хотя они были только вдвоем и их никто не слышал.-Понимаешь, как это странно? Я всю жизнь жила среди людей, среди коллектива:
детский дом, ремесленное, наше общежитие. А вот была такая тяга к своему, к личному. И откуда в нас такое?
- Что особенного?-
- Нет, постой. Это, наверное, где-то в крови...
- У меня кровь недавно проверяли, сказали: нормальная.
Ганна посмотрела на Лешу, усмехнулась и поцеловала в щеку.
- Лучше практические дела обсудим,-сказал он, стараясь не показать виду, что доволен ее поцелуем.- Послезавтра на носу, а у нас еще не все ясно... Кирплку, например, будем приглашать?
- Я пригласила Пепелова, всю его бригаду.
- А Кирилку?
- Я говорю: всю бригаду. Мы с ними соревнуемся, нехорошо кого-то обходить.
- Смотри. Он пьяный-дурак дураком.
- Думаю, что будет все как надо.
- Но он...-замялся Леша.-Он вроде ревнует...
Мы не раз сталкивались.
- Теперь чего ж ревновать?-успокоила Ганна.
- Смотри...-Леша обнял ее за плечи и притянул к себе.
Так они сидели долго, может быть час, может быть дг.а, не разговаривая, не шевелясь.
- Может, останемся? - чуть слышно спросил Леша.
- Не нужно. Подожди, мой прекрасный.
Он неохотно встал, подал ей руку, и они медленно пошли из своей квартиры, с трудом сдерживаясь, чтобы не остановиться, не остаться здесь, не дать волю своим чувствам. Потом не раз Ганна спрашивала себя: почему она поступила так? почему не осталась, не уступила его просьбе? И отвечала: "Потому что мы по-настоящему любили друг друга".
* * *
В жизни каждого человека есть свои красные дни.
Чаще всего они мало кому известны, для других людей мало что значат, но оттого не становятся менее ценными и дорогими для тех, кто их отмечает. Они разные по своей значимости, эти дни. У одного-это день рождения.
У другого-день великого открытия. Праздник одного может быть торжеством многих людей и праздник многих может не быть радостью одного человека.
У каждого свое счастье. И потому, что оно свое, только свое, как будто маленькое,-значение и важность его неменее огромны для человека.
Ганна была счастлива. Она дождалась своего праздника, своего красного дня-дня свадьбы.
Как будто совсем не спала она, ожидая этого праздника. Открыла -глаза и увидела чистое, голубое, освещенное солнцем небо. Ганна улыбнулась небу, вскочила и босая подбежала к окну.
Город еще спал. Солнце еще не вышло из-за домов, только окрасило крыши, трубы, вершины деревьев в золотистый цвет. Город лежал тихий, безлюдный, светлый и чистый, точно умытый. Редкие пешеходы, дворники, подметающие панели, машины, поливающие улицы, не нарушали этой тишины. Шорохи шагов, шуршание метел, шипение воды отчетливо были слышны и как бы подчеркивали, даже усиливали эту раннюю, чуткую тишину.
Ганна именно таким и представляла свой праздниктихим, чистым и светлым.
"Здравствуй, мой праздничный город^,-мысленно сказала она. И тут же подумала: "Каким-то ты будешь завтра, через год, через много лет? Какой-то будет новая, неизведанная еще жизнь?" Чувство тревоги появилось в ней. Ганна тотчас прогнала это чувство, повторила шепотом:
- Здравствуй, мой праздничный город.
И город, словно услышав ее, ответил: засиял, засверкал, залучился, весь будто вспыхнул. Показалось яркое
солнце. Она зажмурилась от его лучей.
- Чего ты? - спросила Галка, подходя к подруге.
- Прекрасно... Смотри, как прекрасно.
- Ты сейчас красивая,-сказала Галка, оглядывая ее. - Вся такая сияющая, а волосы так просто огнем горят.
- Нет, ты туда посмотри.
Галка обняла ее за плечи, давая понять, что разделяет ее восторг.
- Ты счастливая? - спросила Галка после паузы.
- Очень.
- Как я тебе завидую... Нет, по-хорошему. Пусть все у тебя будет хорошо.
- Спасибо, Галочка. Я тебя никогда не забуду. Мы навек подруги, верно?
- Ага.
Они посмотрели друг на друга и заплакали, каждая чувствуя в душе, что их дружба на этом кончается, что этот счастливый день - начало их отдаления.
- Ну, не надо. Хватит,-сказала Ганна.-Ты босая.
Опять температура подскочит.
- Нет, у меня уже совсем не болит горло.
- Давай одеваться. Дел еще уйма.
Вспомнив о делах, о предстоящем дне, Ганна вновь обрела спокойствие. Легкая грусть тотчас прошла. Расставание с подругами, изменение привычной жизни - все это отошло на второй план. На первом плане-ее праздник, новая, неизвестная еще жизнь, которая, она знала, будет прекрасной.