Никто не отвечал на ее вопросы, все только утешали, сочувствовали, плакали, то есть соглашались с тем, что его нет. Она смотрела на всех с неприязнью и хотела лишь одного - чтобы они оставили ее в покое, не мешали думать о нем, ждать, надеяться.
"Да не может этого быть! Не может он не вернуться, зная, что я жду его",-
Ей врезался в память момент, когда он опускался на ступени, стараясь удержать голову.
"Ах, если бы я успела поддержать его... Но сейчас важно не упустить мгновения..."
"Клянусь, что буду свято хранить этот свет",-услышала она его голос.
"А я клянусь, клянусь, прекрасный мой... - и она стала произносить те слова, что не сказала тогда:-Ты вечно будешь со мной. Всегда-всегда. Ты даже не знаешь, как ты мне дорог и как нужен..."
Кто-то пришел, послышались голоса.
"Ах, зачем они? Как они не понимают?"
- Тебе жить надо... ~ сказала Полина Матвеевна, подсаживаясь к ней на кровать.-Тебе жить надо.
Ганна вся сжалась, наморщилась и отвернулась от Полины Матвеевны.
- Слеза не идет,-сказала Полина Матвеевна" вставая с кровати.-Прорвало бы-полегчало бы. Водки не давали?
- Не пьет, не ест.
- Давай-ка я покормлю.
Ганна взяла чашку, чтобы только они отвязались, выпила сладкий чай с вареньем, от бутербродов отказалась.
- Ну, доченька, ну еще,-упрашивала Полина Матвеевна.
Ганна ничего не брала, на все уговоры не отвечала.
- Кто-нибудь оставайтесь с ней,-наказала Полина Матвеевна.-Я договорюсь. А после работы сама приду.
Когда все ушли и осталась только Галка, Ганна снова легла на спину и уставилась в окно.
Небо просветлело. А голубя уже не было.
"Ну вот. Упустила. Помешали".
В дверь постучали. Галка долго переговаривалась с кем-то, потом подошла и сказала:
- Нужно одеваться. Давай я помогу.
Появился Степан Степанович, поздоровался.
- Пойдем, подышим.
У Ганны не было сил сопротивляться, и она пошла.
Степан Степанович шел молча, придерживая ее под руку, словно боясь, что она упадет. И то, что Степан Степанович не утешал ее, не сочувствовал, как все, зна* чит, не соглашался, что его нет,-успокоило Ганну.
Она покорно дошла до скамейки в тенистом углу сада, покорно села и замерла в ожидании.
- Тебе еще раз спасибо,-тихо сказал Степан Степанович. - Теперь дело пошло.
"О чем это он? И что может быть хорошего, когда его нет?"
- Через неделю, думаю, вполне освоюсь.
"Ах, да. Он о работе. Еще привыкнуть не может".
Впервые за трое суток Ганна подумала о другом, и удивилась, что существует это другое.
- Ты мне большую помощь оказала, - продолжал Степан Степанович.-Важное это дело-вовремя поддержать человека. У тебя способность на это. Ты прямотаки... Ты сама не знаешь, какое добро несешь. Для этого стоит жить...
По аллейке, переваливаясь с лапки на лапку, шагал серый голубь. Он покачивал точеной головкой, на шее переливались перья - фиолетовые, зеленые, серые. Крылья вздрагивали, бусинки глаз блестели.
"Голубь ожил, - подумала Ганна. -А он не оживет". -
И тут она вполне ясно поняла, что ждать его больше нечего, о н не встанет, не придет, не вернется.
- Нет... Нет, нет, - проговорила она и впервые заплакала.
* * *
С этой минуты Ганне сделалось легче. Она стала разговаривать с подругами, слушать их и спрашивать:
- Почему так случилось? Скажите?
Все отвечали по-разному. Полина Матвеевна сказала:
"Судьба". Девочки - "Случай". А Сергей Дегтярев, пришедший ее навестить, - "Недоглядели. Наша вина".
Сознанием Ганна понимала, что ничего теперь не изменишь. Его не вернешь, но сердце не могло примириться с этой мыслью. Сердце все еще ожидало чуда. Ганна часто настораживалась, замолкала среди разговора, прислушивалась, все ей казалось, что вот-вот раздастся его голос.
Она попробовала пойти на завод, в цех, не потому, что ей так хотелось, - ей больше всего хотелось быть одной со своими мыслями и воспоминаниями. Она пошла в цех. из жалости к Галке, которая измучилась, ухаживая за нею.
В цехе ее встретили хорошо. Все были приветливы и внимательны, старались не говорить о случившемся. Но как только она подошла к своему станку, ей невольно захотелось посмотреть налево, на его станок. Она не могла удержаться,и повернула голову. Но его там не было. Станок не работал. Он стоял сиротливо и неподвижно среди шума, движения и грохота.
И Ганна заплакала.
Товарищи подхватили ее под руки и повели к начальнику цеха.
- Она не может работать,-сказала Полина Матвеевна, сдерживая одышку.
- Отведите ее домой. - Кузьма Ильич повернулся к Ганне и, стараясь придать своему сегодня особенно почерневшему лицу д,оброе выражение, сказал:-Ты отдыхай. Мы отпуск дадим.
- Ей бы уехать, - вмешался Степан Степанович. - Путевку бы.
- Ходил в завком... И комсомол этим делом занимается.
- Очень долго раскачиваются...
Начальник цеха перебил Степана Степановича:
- Вот вы и пособите. А мне сейчас... - Кузьма Ильич только махнул рукой.
- Иди, полковник. Ты вес имеешь,-сказала Полина Матвеевна.
И Степан Степанович пошел прямо к Песляку.
Песляк сидел весь багровый, держа телефонную трубку в руке. Видно, только что происходил неприятный разговор с начальством. Увидев Степана Степановича, он заговорил первым:
- Вот расхлебывай теперь. У вас там воспитательная работа на обе ноги хромает, а мне... - он хлопнул себя по жирному затылку.
- Выдержит,-пошутил Степан Степанович.
- Тебе что, - буркнул Песляк. - Ты от этого далек.
- Да нет,-не согласился Степан Степанович.- Я с молодежью двадцать пять лет дело имел.
- Опять не понимаешь... То армия,-возразил Песляк.
- Те же люди.
- Сравнил. - Песляк вновь начал краснеть. - Тут не командовать, тут индивидуально воспитывать надо.
Степан Степанович смекнул, что спор ему вовсе ни к чему, не затем пришел, упредил Песляка:
- Я вот что... Цыбулько путевку достать бы надо.
Песляк посмотрел на него проницательно.
- Такое состояние...-поспешил объяснить свою просьбу Степан Степанович. - И на народ подействует.
Вот это и будет воспитанием.
Песляк кивнул в анак согласия и уже вслед Степану Степановичу буркнул:
- Со стороны легко...
Степан Степанович сделал вид, что не расслышал этих слов.
Не успел он вернуться к станку, ему передали вызов к начальнику цеха.
Кузьма Ильич погладил небритые щеки и указал Степану Степановичу на стул.
- Цыбулько дают путевку на Юг.
- Хорошо.
- Завтра уезжает.-Кузьма Ильич помедлил.- Надо бригаду принимать.
- Кому? Мне? - Степан Степанович привстал. Предложение было неожиданным.
- А что особенного? Я уверен, что справитесь.
Кузьма Ильич придвинул свой стул поближе к Степану Степановичу, вытащил из кармана пачку "Беломора". Когда закурили, Кузьма Ильич выпустил дым в сторонку и спросил:
- Так как же?
- Так я ж план не выполняю. Я только-только...
- Это известно. Но больше некому. А вы имеете опыт работы с людьми.
- Но я сам еще плохо работаю. Я еще не привык...
Я еще чувствую себя не на месте...
- Тут важен опыт работы с людьми, - перебил Кузьма Ильич.
Степан Степанович вспомнил, что полчаса назад он сам как раз об этом говорил Песляку, и замолчал, не стал возражать, иначе получилось бы, что он возражает сам себе.
- Опыт и крепкая рука, - повторил Кузьма Ильич.
Степан Степанович невольно взглянул на свои руки, успевшие за эти дни потемнеть от масла и стружки.
- Я вас очень прошу. На время. Пока Цыбулько отдыхает.
Степан Степанович не знал, что делать. Доводы Кузьмы Ильича были убедительными: действительно не хватает слесарей и в бригаде зеленая молодежь, действи* тельно у него опыт.
- Так как?
Лицо у Кузьмы Ильича было усталое, и весь он какой-то переутомленный, измученный.