"Наверное, досталось ему за это ЧП". - Степан Степанович вспомнил Песляка, его слова: "У вас там воспитательная работа хромает..." И опять свои слова;
"Я с молодежью двадцать пять лет дело имел".
- Вы ж видная фигура,-сказал Кузьма Ильич.
- Так мне и не можете простить прошлого, - пошутил Степан Степанович.
- Оно у вас-дай бог, как говорится, каждому.
Боевое. Им гордиться можно. Я рад, что в моем цехе такой человек появился...
Степан Степанович вдруг ощутил теплоту в груди, в памяти вспыхнули картины этого прошлого. Он - комсорг роты, и весь в работе. Боевые листки, самодеятельность... А через два года он уже заместитель начальника политотдела по комсомолу, выступает с трибуны Съезда от имени армейских комсомольцев. Молодежь любила его, слушалась, понимала. И он любил молодежь. Даже в последний год службы выкраивал время, чтобы побеседовать с новобранцами, побывать на первых занятиях, первых стрельбах,
- Что ж... Придется. - Степан Степанович по военной привычке встал.
- Посиди. Давай еще покурим,-сказал Кузьма Ильич, сразу переходя на "ты".
* * *
Кузьма Ильич погасил папиросу о чугунную пепельницу и сказал по-свойски:
- Завтра приходи пораньше. Помозгуем насчет наряда. Дело тонкое. Тут надо... - он почему-то замялся и улыбнулся неловко, одними губами.
Только вечером, когда Степан Степанович вернулся домой и поужинал в одиночку, он догадался, почему надо "мозговать насчет наряда" и отчего начальник цеха замялся при этих словах.
"Так он же хочет дать работу полегче, не надеется на меня, старается, как говорится, подпереть с тылу".
Степан Степанович разделся, лег, но никак не мог уснуть. В доме было как-то особенно тихо и пусто, как в нежилом помещении. Что-то пощелкивало, резко и равномерно, как метроном. Это пощелкивание напомнило эпизод из времен войны. Под Данцигом было. Их штаб разместился в двухэтажном помещичьем доме. Степан Степанович вернулся из госпиталя, еще трудно ходил и потому занял полуподвальную комнату-дворницкую.
Вот так же не спалось. И среди ночи он услышал тиканье.
Срочно вызвал саперов. Оказалось, дом заминирован и через два часа взлетел бы на воздух.
"Тогда можно было разминировать. Приказал - и сделают. А сейчас... Я хуже их работаю, а получать буду столько же, сколько и они. Это несправедливо...
Я должен взять себе отдельный наряд",
И как только ему пришла эта мысль, стало легче, и он уснул.
Проснулся Степан Степанович рано, сразу, как привык просыпаться за годы службы. Вновь услышал пощелкивание и лишь теперь выяснил, что пощелкивает счетчик, он забыл с вечера выключить свет в прихожей.
"Зато не забыл главного. Вот сейчас приду к начальнику цеха и начну с этого, с наряда".
Кузьмы Ильича не было. Нормировщица молча подала Степану Степановичу уже готовый наряд.
У первого же станка Степан Степанович столкнулся со своим мастером, по фамилии Дунаянц.
- Здравствуй, дорогой, - сказал тот приветливо.
Степан Степанович удивился этой приветливости.
В первые дни работы мастер вообще не замечал его. После злополучной рекламы - статьи в многотиражке и фотографии -мастер при виде его хмыкал и отворачивался.
После того как Степан Степанович возмутился незаслуженной шумихой, отказался принимать корреспондентов-мастер начал отвечать на приветствия. А сегодня сам поздоровался.
- Идем, дорогой бригадир. Покажу и расскажу, что делать надо.
- Тут такое дело, - прервал его Степан Степанович. - Относительно наряда.
- А что, разве не получил?
- Получить-то получил...
- Не бойся, дорогой. - Дунаянц дружелюбно похлопал его по плечу.-Справишься. Работа нетрудная.
Идем.
Степан Степанович не двигался.
- Я хочу иметь отдельный наряд,-сказал он.
Темно-карие глаза Дунаянца блеснули таким осуждающим светом, что Степан Степанович поспешил объяснить:
- Я не ради своего... Не думайте... Я о заработке молодежи забочусь...
- Не то, не то говоришь. - Мастер весь сморщился и махнул рукой, что означало: "Следуй за мной".
Он издали подал знак Сене Огаркову, и тот, прекратив разговор с друзьями, подбежал к нему. Вместе с Сеней подошли девушки - Галка, Нюся и Нелька.
- Вот, пожалуйста.-Мастер кивнул в сторону Степана Степановича.-Он не хочет с вами на один наряд работать.
Девушки переглянулись, а Сеня Огарков вздернул длинные брови и проговорил ни к селу ни к городу:
- Неубедительно.
- Как же так? - спросила Галка. - Мы привыкли все вместе. Как же так отдельно?
- Я хуже вас работаю. Меньше заработаем на одном наряде.
- Что вы такое говорите?!-возмутилась Галка.- Ну, девочки!
- В самом деле,-в один голос сказали Нелька и Нюся.
Степан Степанович повысил голос.
- Дослушайте меня,-настаивал он. Ему казалось, что его совершенно не понимают, что неверно истолковывают его добрые намерения.-Я хуже вас работаю,- повторил он,-а котел у нас общий, то есть заработок.
Значит, незаслуженно буду получать столько же, сколько и вы...
- Не смейте так! - перебила его Галка. - И не думайте...
- Но эта несправедливо,-доказывал Степан Степанович.
Галка обиженно пожала плечами и отвернулась.
Молчавший все это время Сеня Огарков сделал шаг вперед и спросил:
- А если бы вы, например, воевали с нами... представьте, товарищ полковник... Вы тоже бы выбрали себе отдельный участок?
- Нет, почему же? - смешался Степан Степанович. - Я воевал т'ам, где все.
- А почему теперь отдельно?-спросил Сеня.
Хорошим, искренним, далеким, тем бескорыстным чувством, что наполняло Степана Степановича и его друзей в годы юности, повеяло сейчас от этой молодежи, от Сени, Галки, Нюси и Нельки. Он понял, что его отдельный наряд для них оскорбление, вроде бы как он с подчиненными, с товарищами по службе за один стол сесть не пожелал.
Степан Степанович минуту помедлил, кашлянул и, все еще не решаясь произнести ответ, протянул руку Галке и Сене Огаркову.
- Наряд тебе, дорогой, вне очереди за ошибки!- воскликнул мастер и хлопнул укрощенного бригадира по плечу.
* * *
Весь этот день Степан Степанович не отходил от станка. Лишь к концу работы не выдержал и, найдя предлог, прошел мимо Сени Огаркова, косясь на железную коробку у его ног. В коробке лежали готовые детали-тусклые пластинки с тремя разнокалиберными отверстиями. Даже не считая, заметно было: Сеня выработал больше его.
Степан Степанович возвратился к станку, опять взялся за дело, стараясь догнать молодого товарища. Он чувствовал, что рубашка прилипла к спине, и видел, как от сверла шел легкий дымок, как будто и оно вместе с ним вспотело от напряжения.
Он снова поглядел на Сеню. У того ловко все получалось, споро, красиво. Пластинки нанизывались на сверло одна за другой, и получался "шашлычок". Новая порция. Новый "шашлычок".-
Степан Степанович попробовал также нанизывать пластинки на сверло. Не вышло.
Металл не поддавался. Сверло входило в него, как в мокрую глину.
Степан Степанович посильнее' нажал на рычаг. Послышался резкий треск. Он оглянулся. Клепко не смотрел. А вот Сеня заметил. Остановил станок.
- Вы почаще маслом смазывайте,-сказал он участливо, приближаясь к Степану Степановичу почти вплотную. - Сверло горит. Сталь вязкая. У вас кисточки-то есть?
- Да, есть,-сказал Степан Степанович, не глядя на Сеню.
- А сверлишко я подброшу. У меня в запасе имеется.
Поблагодарив Сеню за сверло, Степан Степанович пошел покурить, успокоиться. В проходе между цехами, под плывущим над головой мостовым краном, его встретил Куницын.
- Здравия желаю, товарищ полковник! .Как служба?
- Плохо,-ответил Степан Степанович откровенно, потому что ему все равно было, что подумает о нем в данном случае Куницын.