Журка сидел, стараясь не дышать, и злился на свою беспомощность. Двигаться, конечно, нельзя было. Он вынужден был пережидать, когда утихнет наконец этот собачий концерт.
Лай умолк совершенно неожиданно, так же как и начался, точно была дана команда: "замолчать!"
Только в дальнем-предальнем конце города все еще раздавалось беспокойное тявканье, как видно, туда лишь теперь дошла волна.
Подойдя к кустам, Журка вспомнил, что забыл нож и теперь придется ломать розы руками. Журка схватился за ветку и отдернул руку-укололся. Машинально поднес палец ко рту.. полизал. Снова схватился за ветку и опять укололся.
"Так и до утра не нарву", - подумал он и с остервенением, больше не обращая внимания на боль, стал ломать ветки, выкручивая и обрывая их без жалости.
Нарвав добрую охапку, Журка остановился и перевел дыхание. Теперь нужно было как-то нести цветы.
Журка додумался: отложил цветы на грядку, сдернул с себя майку и завернул розы в нее, как ребенка. Тем же путем, через живую трубу из веток и колючек, он вылез к сарайчику.
- Ну, чего?
Журка пригляделся.
Димка -стоял у сарая, прижимая к себе маленькую черную собачонку.
- Это она лаяла?
- Ага. Булька.
- Выбрось ее напрочь.
- Ну да.
Журка зашел в сарай, отложил цветы на кровать и начал растирать руки, горевшие от уколов.
Димка, оставив собачонку за дверью, подсел рядышком. Некоторое время он ничего не говорил, затем повел носом, как голодный человек, принюхивающийся к запаху кухни, и воскликнул:
- Цветы! Зачем?
- Надо.
- Загонять будешь?
- Скажешь тоже.
- А что?! По полтиннику, а то и по рублю, к свадьбе если...
- А ты рвал?
Димка не ответил, лишь отодвинулся подальше от Журки, и Журка понял: рвал.
-Ну, знаешь, это воровством называется. Бабушка за ними, знаешь...
- А ты? - перебил Димка и, ожидая возражения, поспешил с неопровержимым доказательством:-Тогда зачем ночью?
Теперь настала очередь молчать Журке.
- Ладно,-произнес он примирительно.-Никому ни слова.
- Ну да... На меня скажут.
- Не скажут,-заверил Журка.
- Я ж знаю. Бабушка у вас будь здоров какая.
Журка вдруг понял, что весь его труд может полететь к черту. А без букета-нет примирения с Ганной.
- Ну, хочешь, я тебя в баскет научу?
- Да ну-у, неинтересно.
- Хочешь, книгу дам прочитать, про путешествие, про Африку, про диких зверей?
- Книгу? Если насовсем.
- Это ж не мои. Из дедушкиной библиотеки.
- Ну и не надо.
Журка покосился на Димку и хотел дать ему наотмашь, но вовремя сдержался.
- Ладно. Одну возьмешь. Утром вынесу.
- Не-е... Я сам выберу.
- Договорились. Пусть цветы у тебя полежат. Только не вздумай. Я считал.
- В темноте-то? - хихикнул Димка.
- Ну, ты! Понял?
- Пусть,-согласился мальчишка.
Тем же путем, через крышу и окно, Журка вернулся к себе, разделся, лег, но долго еще не спал, представляя, как увидит Ганну, как вручит ей розы, и она тихо улыбнется и простит его.
Журку разбудил стук в дверь. Вошла мать.
- Вставай. Там тебя визитер ждет, соседский мальчишка. Что у тебя за дела с ним?
Журка вскочил, вышел на кухню.
- Что? Позже не мог? - зашипел он на Димку.
- Ну да,-ответил тот, лукаво блеснув глазами.- Возьмешь цветы, и с приветом.
- Тише.
Журка привел мальчишку к себе, достал с полки книжку.
- Не-е, я сам.
- Это про путешествие, про пигмеев.
- Не-е, я сам.
Журке пришлось уступить. Он уже успел одеться, а Димка все еще выбирал книжки. По его раскрасневшемуся лицу было видно: книги нравятся, и он боится промахнуть, взять не ту.
- А две можно? - спросил он.
- Ты что?
- Нет, две. - Димка повысил голос.
- Ну и гад, - прошипел Журка. - Только поскорее.
Димка взял "Занзабуку" и "Восемь лет среди пигмеев". В дверях он остановился и заявил:
- Если не понравятся, приду обменивать.
- Топай, топай отсюда.
Мальчишка хихикнул и спокойно пошел по лестнице, пристукивая своими резиновыми пятками по ступеням...
Во время завтрака на кухню вошла бабушка, вся обмякшая, будто больная.
- У нас воры были,-выдохнула она.-Все розы оборвали. Изверги.
На секунду сердце Журки сжалось от стыда и жалости, но тотчас он представил Ганну-загнутые ресницы, венок волос, родинку на раковине уха и, поблагодарив за завтрак, поспешил вниз, за букетом.
* * *
Ганна сидела на прежнем месте и смотрела на море.
Она была все такая же, красивая, самая лучшая: золотисто-рыжий венок горел на солнце, как корона.
Журка свернул в аллейку, дал круг, подошел с другой стороны. Она все сидела, не меняя позы.
Он еще дал круг, не решаясь подойти к ней, боясь, что Ганна прогонит его или опять, как вчера, встанет и уйдет, и теперь уже навсегда. Он боялся вспугнуть ее, точно она была птицей и могла улететь.
К его удивлению, Ганна повернула голову, увидела его и не прогнала.
Она молча поздоровалась и указала на скамейку.
Журка сел на самый краешек и замер.
Было жарко. Над морем висело беловатое марево, как туман, и горизонта не было видно. Шел белый пароход и постепенно тускнел, исчезал в этом мареве, как будто растворялся в нем.
- Что, цветы купили? - спросила Ганна.
- Ага.
- А может, мне?-спросила она с усмешкой.
- Ну да. Вам. Вот, возьмите.
- Вы серьезно?
- Честно.
- Ну, спасибо. - Ганна приняла букет, поднесла его к лицу и глубоко, с тихой, довольной улыбкой вдохнула.
Ганна знала, что он придет, ожидала его появления.
Вчера она действительно не хотела больше видеть этого "большого мальчишку". А потом природная доброта взяла верх, и она подумала: "Плавает парень. И кто поможет ему?" Всю свою жизнь Ганна привыкла помогать людям, если видела, что им нужна ее помощь, потому что и они ей, рано осиротевшей, тоже помогали всю жизнь.
- Ну как, что надумали? Куда поступаете? - спросила Ганна.
Журка молчал, потому что об этом, о своем будущем, он как раз меньше всего думал за прошедшие сутки. Да и какое оно, будущее, имеет значение, если она рядом, если она простила его и он снова с нею?!
- Вы извините,-сказала Ганна, так и не дождавшись ответа.-Но я этого не понимаю. И-хотите почестному? Презираю это. Как можно поступать куда попало? Для чего? Лишь бы идти? Вам нравится вон та девушка в сарафанчике?
- Хорошая.
- Тогда пригласите ее сюда и сидите с нею.
- Ну да! Что вы?-Журка поднял на Ганну испуганные глаза.
- Вы же сами сказали-хорошая. Так идите и пригласите.
- Зачем? Я вовсе не хочу приглашать ее.
- Ну вот,-сказала Ганна и улыбнулась одними губами.
У Журки отлегло от сердца.
- Значит, вам не все равно, с кем сидеть? Так как же вам Может быть все равно, кем быть? Это ж посерьезнее. Это ж: на всю жизнь. Вы понимаете?
- Понимаю.
- Тогда еще хуже. Как же вы можете, понимая, что это важно, так легкомысленно относиться к выбору профессии? Как? Говорите!
Журка готов был сказать что угодно, только бы не обидеть ее. Но именно этого "чтоугодного" ответа она и не хотела слышать, а другого ответа он не знал.
- Эх вы! - произнесла Ганна с такой досадой, что Журка готов был сквозь землю провалиться.
По морю скользили легкие катера. С пляжа доноси"
лись голоса и визг. В небе гудел вертолет. Тень от него проплыла по воде, по гравиевой дорожке, по Журкиньм ногам в белоносых кедах и скрылась за кипарисами.
- Вам повезло, - продолжала Ганна после молчания.-Вы кончили школу, получили среднее образование.., А вот мне не повезло. Я в детстве только семь классов кончила. И вы считаете меня недоучкой.