- Вот, мама!-воскликнула Нина Владимировна сдавленным голосом. - Я привела вора. Это он... Он сидел с какой-то девчонкой, и у нее на коленях букет...
- Не смей так говорить! - крикнул Журка.
- Вот видишь? Видишь?! Из-за какой-то рыжей девчонки...
- Не смей. Я прошу.
Журка беспомощно поднял руки, словно хотел защитить Ганну от этих словесных ударов.
-Действительно, Нина,-вмешалась бабушка.- Какие ты глупости говоришь.
- Но ведь у нее в руках были наши розы, и он, оказывается, для нее...
- Печально и жаль,-сказала бабушка и затрясла головой, возбуждаясь. Но если он... Цветы.., Для девушки... Это-настоящий мужчина.
- Ах, мама! Что вы такое...
- Нет, нет. Это я приветствую даже.
-Мама!-Нина Владимировна зарыдала.-Это ужасно!-выкрикивала она сквозь слезы.-Вместо экзаменов... Я его специально привезла...
На этот раз Журке нисколечко не было жаль ее. Воспользовавшись паузой, он поднялся к себе наверх и закрыл дверь.
Блеснула мысль: "Она еще там. Еще не ушла. Я все расскажу. Пусть не думает, что я обманщик..."
Бежать!
Он бросил взгляд на окно, секунду помедлил и решительно уже известным способом полез вниз.
Ганны не было на скамейке. Журка обегал весь парк.
Нигде не было.
Он вспомнил конверт, обратный адрес, название санатория и кинулся разыскивать "Энергетик".
Санаторий находился неподалеку от моря. Среди зелени возвышалось двухэтажное белое здание с высоким крыльцом и колоннами.
У самых колонн Журка остановился и начал наблюдать за каждым выходившим из санатория. Он стоял до тех пор, пока не занемели ноги. Ганны все не было.
Журка понял, что стоять и ждать дальше бесполезно, и поплелся неизвестно куда.
Начался дождь. Журка не заметил, как от гор отделилась черная туча и накатилась на город, точно собираясь придавить его своей тяжестью. Вскоре под ногами зажурчала вода, вначале отдельными ручейками, через несколько минут-сплошным потоком. Зажглись уличные фонари, и асфальт, покрытый водой, заблестел.
В первое мгновение Журка не понимал, почему воды все больше и больше (в Ленинграде вода не бежит так стремительно по дорогам и не сбивает с ног), а потом догадался: он поднимается в гору, а вода стремится навстречу ему, вниз, под уклон.
Чем дольше и сильнее шел дождь, тем больше было воды, тем обильнее были потоки. В потоке начали попадаться отдельные ветки, листья, лепестки цветов. На несколько секунд они прилипали к асфальту, задерживались, новой волной их смывало и несло дальше.
Журка встал под разлапистый кедр и попробовал переждать дождь. Гудел асфальт, журчала вода, звенели на деревьях листья.
Фонарь освещал часть кедра и ближайшие кусты. На ветвях, на кончике каждой иголочки висели капли и блестели, как елочные украшения. А на листьях они держались, не сливаясь и не скатываясь, и скорее походили на ртутные шарики, чем на дождинки.
Журка наклонился и попробовал сорвать листок вместе с ртутными шариками. Но листок дрогнул и сбросил с себя дождинки. Одна из них попала Журке на руку и быстро скатилась вниз, убежала.
Ему сделалось холодно.-Мокрая одежда была как ледяной панцирь. Куда-нибудь заходить и обогреваться в таком виде было неприлично, и Журка направился к дому.
В окнах горел свет, значит, проходить, как обычно, невозможно. Нужно было возвращаться все тем же путем, через окно, и очень осторожно...
Только он успел переодеться, улечься, угреться, как заскрипела лестница и раздались голоса. Хлопнула дверь.
Послышались вздохи облегчения.
Журка сделал вид, что спит.
- Через окно, - произнесла мать возмущенно.
- И через трубу полезет, - сказала бабушка. - Такой возраст. И такой темперамент... Весь в дедушку, - добавила она после паузы.
Они удалились.
Журка подождал, пока перестанет скрипеть последняя ступенька, и, повернувшись, подпер голову руками, начал смотреть вниз, на спящий город, на мерцающие огни. Он отыскал глазами место, где, по его мнению, был расположен "Энергетик", и помахал яркому огоньку, Огонек тоже как будто подмигнул в ответ, будто заметил Журку.
* * *
Перед тем как опустить письма в высокий, как шкаф, главпочтамтовский ящик, Ганна подошла к окошечку "до востребования". И она не ошиблась. Опять на -ее имя была получена целая пачка корреспонденции. Тут же, на почтамте, сев за покрытый стеклом стол, Ганна принялась за чтение полученных писем. Первым попался под руки листок от Полины Матвеевны, без знаков препинания, без красных строк, с заглавными буквами там, где их не должно быть. Полина Матвеевна писала:
"Доченька моя, Ганнушка! И не слушай ты никого.
Тут мы без тебя разберемся. Нас тут целый коллектив, а ты там одна. Тебе, родненькая, поправляться надо. Это первое дело. Первое дело у человека здоровье. Я б тебе советовала больше у моря быть, и на лодке тоже неплохо. Это очень придает силы. Я еще до войны в доме отдыха на Кавказе была, так каждый день на лодке каталась. Зато и вернулась как яблочко. А еще фрукты ешь. Ты прикупай, Ганнушка, не экономь. Ежели в деньгах перебой будет, мы подошлем. Ты отдыхай, отдыхай, знай, чтоб на 120% было. А балаболок этих не слушай.
Звенят, звенят.. а что звенят? Он сам не маленький, отобьется. Ржавчина-то его не тронет, потому как он в ра^боте, и мы тут, рядом. Отдыхай, Ганнушка. Не вздумай взбаламутиться. Все твое-твоим будет. Целую тебя, доченька".
Тревога и волнение завладели Ганной.
"Что там случилось такое?"
Она отыскала Галкино письмо, разорвала конверт наискосок.
Галка подробно описывала свой поход.с Сержем в театр, потом сообщила об отношениях Нельки, Нюси и Сени.
"Обоих в кино пригласил. Представляешь какой?!
Просто тупица, даже зло берет..."
Все это было не то. Ганна пробегала строчки глазами.
"...Все ж таки наш полковник молодец..."
Ганна остановилась, стала читать внимательно.
"...Такой азарт вокруг этих рам был, потому что его товарищи (я писала тебе) очень хотели помочь полковнику. А нам тоже неудобно было в стороне оставаться, потому что он наш..."
Ганна пропустила несколько строчек.
"От него мы, конечно, все скрывали, собирались в перерывы у Кузьмы Ильича, вместе с мастером Дунаянцем, а вечером у Сени..."
Ганна перевернула страницу.
"...Усач все ходит. Подробностей не знаем. С ним Сеня имеет дело..."
Ганна отложила Галкино письмо, отыскала конверт, подписанный четкими буквами, как чертеж, - Сенин конверт.
"Мой жизненный опыт не подвел,-писал Сеня,-и предчувствия подтвердились. Сегодня Куницын-так фамилия того усатого (может, помнишь новенького из парткабинета?)-все рассказал мне. Нашего полковника собираются раздолбать за обмен деталями. (Представляешь, из горячей воды в холодную: то ни за что в газету, то ни за что в позорники?! Вот так иногда бывает!) Все, оказывается, идет от Песляка, который невзлюбил нашего бригадира.
Относительно реостатных рам-полный порядок. Он сам все придумал. Вместо тисков - новый зажим, система такая. Сделал подвижную стойку, другую систему пазов. Описывать это долго. Приедешь - сама убедишься:
отлично вышло. (Дунаянц говорит: "шик-модерн". Помнишь, любимое словцо?) Дело теперь ускорилось раза в три, а может, и больше. Вчера он норму дал, а сегодня до перерыва почти столько же выдал, сколько вчера.
Между прочим, Клепко жлобом был - жлобом и остался. Я своими ушами слышал, как он сказал полковнику: "Эх, спутал все. Мы хотели эти рамы до рубля довести". Чувствуешь? Я решил при первой возможности дать по нему со страшной силой. Надеюсь, ты поддержишь меня?
Еще через эти рамы мы познакомились с мировыми дядьками-товарищами нашего полковника. Один из них, по фамилии Копна, просто великолепный мужик, в прошлом токарь, потом моряк, капитан первого ранга.