Шон взъерошивает собственные волосы.
– Хорошо. Давайте попробуем рассуждать логически. С временем здесь действительно что-то происходит… И я допускаю, что объяснение Грейс подходит по всем параметрам, но… Это неважно. Важно то, что мы будем со всем этим делать. Наш поход в обсерваторию дал ясно понять лишь одно: никто не придёт нас спасать.
– Теперь всё зависит от нас, – упавшим голосом подтверждаю я.
– Да, Мари, – выдыхает Грейс. – Это всего лишь, м-м, проблема. А любая проблема имеет решение.
– Пока ты не окажешься на глубине шести футов под землёй, – подхватывает Джейк, и Грейс бледнеет. – Что? Эта поговорка звучит примерно так.
– Мы можем рассчитывать только друг на друга, – говорит Куинн, ободряюще сжимая ладонь Грейс.
– И кстати, пока вас не было, мы тут кое-что обнаружили, – внезапно говорит Радж, и я замираю. Просто невероятно, если сейчас он скажет то, что я думаю…
Но он ничего не говорит. Только достаёт из кармана сложенную фотографию, где изображена долбанная гавань.
Я нервно сглатываю.
– Это здесь? – стараясь скрыть смятение, спрашиваю я.
– Да. В паре миль к востоку.
– Это личная гавань мистера Рурка, – подхватывает Лейла. – Она доступна только самым высоким гостям. Там проводят регаты и всё такое.
– Боже, и если там осталась хоть одна захудалая яхта… – начинает Мишель.
– То мы спасены! – заканчивает Шон. – Теперь мы знаем, что делать! Отдохнём прежде, конечно, – поправляется он, видя умоляющий взгляд Крэйга. – Планируем выход на завтрашнее утро. Боги, это был действительно долгий день.
– Три дня, – неожиданно произносит Алистер.
– Что?..
– Марикета, вас не было три дня, – поясняет Диего, ошарашенно глядя на меня. – Думал, ты в курсе…
Я растерянно качаю головой. Нет, все эти махинации солнца над нами, конечно, из моей памяти никуда не выветрились, но – три долбанных дня? Серьёзно? Всего несколько часов сна, протеиновые батончики и краб – как мы вообще остались живы?
– Я собираюсь пойти поесть и лечь спать, – сообщаю я, вставая. – Настоятельно рекомендую всем сделать то же самое.
С этими словами я удаляюсь в компании Снежка. Поднимаюсь в ресторан, хватаю первую попавшуюся булочку и приличный кусок запечённой говядины. Половину мяса отдаю Снежку. Наскоро перекусив, мы с лисёнком очень быстро уходим в сторону лифта. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-то ещё пришёл сюда. Совершенно нет желания с кем-либо разговаривать.
Но моим мечтам об уединении сбыться не суждено. Отмыв от себя пыль и грязь, я выхожу из ванной комнаты и слышу настойчивый стук в дверь. Хочется притвориться спящей, но воспитание, мать его ети, не позволяет.
За порогом мнётся Куинн, и я аж отступаю назад от неожиданности.
– Куинни? Что случилось?
– Не против, если я зайду? – смущённо спрашивает она.
– Да… да, конечно, – я пропускаю её в номер и указываю на диван. – Присаживайся. Что-то случилось?
Куинни, скидывая шлёпанцы, забирается на диван с ногами и обхватывает руками худые коленки.
– Просто пришла поболтать. Прости, я понимаю, что ты устала, но…
Раздражение как рукой снимает, когда я смотрю в её огромные смущённые глазищи. Ну как я могу её прогнать?
– Как ты, Куинн? – спрашиваю я, усаживаясь рядом.
– Алистер сказал, что, если мы продолжим испытывать судьбу, то все, в конечном итоге, умрём, – сообщает Куинн. Я думаю о том, что Алистеру, как и некоторым другим, стоило бы прикусить язык. Потому что, честно, мне иногда хочется сжать руки у этого парня на горле, он ведь ну совершенно не думает о том, как его слова действуют на остальных. Хренов паникёр. Каждый раз, когда он открывает рот, необходимо озвучивать предупреждение: слабонервным, беременным и детям заткнуть, блядь, уши.
– Не обращай на него внимания, пожалуйста, – прошу я.
– Ну, в одном он прав, – пожимает Куинн плечами. – Мы действительно все умрём в конечном итоге.
– Я помню. Одна из твоих истин.
– Точно.
Мы молчим некоторое время, глядя друг на друга, словно общаемся без слов. От присутствия Куинн меня постепенно отпускает напряжение.
– Знаешь, я хотела сказать, что очень рада, что ты вернулась. Я много думала о тебе, – неожиданно признаётся Куинн.
– И что же конкретно ты думала? – настороженно уточняю я.
– Просто беспокоилась, – пожимает плечами она. – Я, конечно, нисколько не сомневалась, что ты справишься со всем, что тебе выпадет.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент. Это правда. Знаешь ли… мне не верится, что мы собираемся покинуть остров. Всё это странно, и тем не менее… Такое чувство, что за несколько дней мы прожили целую жизнь, – она так странно запинается, словно что-то в её горле мешает говорить дальше. Спустя минуту Куинн всё-таки продолжает: – У меня такое чувство, будто я знаю тебя всю свою жизнь.
– Куинн, – настораживаюсь я, хотя сама чувствую, будто не было ни дня, когда я не знала кого-то из ребят – даже Алистера, дери его черти, – что именно тебя беспокоит?
– Как ты считаешь… Вернувшись домой, мы всё ещё будем разговаривать друг с другом?
– Почему ты в этом сомневаешься? – мягко говорю я, сжимая крохотную ладошку Куинн в своей. – Я не общалась ни с кем, кроме Диего, пока мы не прибыли сюда. А теперь у меня такое чувство, что я приобрела друзей на всю жизнь.
И это правда. Все стали мне настолько близки, что я не представляю себе жизни без ребят. Да-да, даже без Алистера. Хотя он и придурок.
– Давай будем надеяться, что «на всю жизнь» будет значить «действительно надолго»! – смеётся Куинн.
– Аминь, – я подхватываю её смех.
Мы болтаем о глупостях ещё несколько минут, когда Куинн неожиданно встаёт.
– Спасибо, Мари. Мне правда стало немного легче. А теперь отдыхай.
Она обнимает меня и стремительно выходит из комнаты. А я без промедления следую её совету и падаю, одетая, в постель. Снежок сворачивается в клубок рядом со мной, и я закрываю глаза.
Проснувшись, я первым делом ползу в душ. С тоской разглядываю джакузи, которым мне удалось насладиться только единожды. Но желание свалить с острова куда сильнее сожалений.
Оставив волосы сохнуть в стиле «не одна я ночью в поле кувыркалась», я приступаю к сборам. Одевшись, разбираю рюкзак и собираю заново, укладывая туда самое необходимое. То, что мне не пригодится в ближайшие дни уж точно, решаю оставить в отеле. В конце концов, я взяла с собой не так много вещей – а самое ценное вполне влезет в рюкзак. Натыкаюсь на рукоять ножа Эстеллы – он всё ещё при мне. Чувствую очередной укол совести за то, что нагрубила ей накануне. Прокручиваю нож в руке, раздумывая. И – чем чёрт не шутит? – заворачиваю его в ткань и затыкаю за пояс.
Когда я решаю, что готова, то выхожу из номера, бросив на разобранную постель последний взгляд. Снежок трусит за мной, прижав уши к голове, словно ему тоже грустно. Вообще-то, я думаю, тащить с собой голубого дышащего ледяным паром лисёнка – не самая лучшая из моих идей, но как я, в самом деле, могу бросить своего питомца?
Мы спускаемся в лобби. Я присоединяюсь на широком диване к Диего, сидящему на широком диване. Видимо, он единственный из всех реально готов отправиться в путь. Кладу голову ему на плечо, переплетаю свои пальцы с его. Мы не разговариваем. Это тот момент, когда слова не нужны. Он и так знает всё, что я хочу сказать, а я знаю, что именно он мне ответит.
Мы сидим так минут с двадцать, когда ребята начинают стекаться в холл. Радж тащит сумку-холодильник, щедро раздавая всем свежие сэндвичи. Это вовремя, ведь позавтракать-то я и забыла. Пока я жую, с другой стороны от Диего ко мне подсаживается Джейк, протягивая свой стакан с кофе. Глядя на него с благодарностью, я делаю глоток обжигающего крепкого напитка.
– Вот и поцеловались, – неожиданно бормочет Джейк, наблюдая за тем, как мои губы касаются стакана. Я чуть было не давлюсь кофе, испытывая смесь противоречивых желаний – обнять его, ударить, поцеловать, нагрубить…
Наваждение проходит, когда я понимаю, что в холле присутствуют уже все. Даже дрон Ирис летает вокруг, периодически являя голограмму нашим глазам.