Тут уж настала моя очередь удивляться. И дело было даже не в словах женщины, а в интонации, с которой они были произнесены. В голосе ее не звучало ни упрека, ни сердитости. Только дружелюбный интерес. Честное слово, я как будто говорю с подругой. И потому, забыв на мгновение, что передо мной сидит мать возлюбленного, а не та же Джейт, к примеру, я кивнула и опустила глаза.
- А он что? – почти хихикая, спросила Аврелия.
- Он, кажется, тоже это чувствует, но сознательно сдерживает себя, чтобы не причинить мне вреда, – вздохнула я.
Женщина весело рассмеялась. Нет, не надо мной. Это был добродушный смех. И означал он вовсе не то, какая я дура, а то, что эта ситуация, действительно, весьма комична. Я тоже понимала, но мне смешно не было. Нет. Было страшно. А что, если я ошибаюсь, и Федерико вовсе ничего не испытывает? Что, если он не хочет… Хотя, его взгляды, его взгляд, исполненный недвусмысленных чувств, когда он отстранялся…
- Я боюсь, – произнесла я, решив быть уж совсем откровенной.
- Чего? – мгновенно посерьезнела Аврелия.
- Того, что его не так ко мне тянет, – пояснила я. – И, как вывод, я боюсь, что он не так сильно меня любит.
- Ну, что за глупости? – снова рассмеялась женщина. – Я видела, как он мучился весь этот месяц. Слышала, как он звал тебя во сне почти каждую ночь. Да достаточно было просто взглянуть на его лицо, когда он сбежал из Аргентины после твоего поцелуя.
- Откуда… Ах, ну, да. Папа.
- Именно. Но речь не о том. Когда Федерико приехал, я снова увидела его таким, каким он давно не был. Мой мальчик уже года полтора, как научился прятать свою боль за улыбкой. Но тогда я увидела сына прежним. Я не понимала, что произошло. Не понимала, пока вы с Германом не приехали. Поверь, Федерико любит тебя. Любит так, как только можно любить человека.
- Тогда почему он так поспешно отстраняется, стоит мне только слишком сильно прижаться к нему?
- Ради тебя же. Мой сын, как ты уже верно заметила, очень благороден. К тому же, он обожает и боготворит тебя. Слияние всего этого образовывает в нем желание защищать тебя даже от самого себя.
- То есть, если бы он меня так не любил…
- … давно поддался бы на твои намеки. А то, что у вас до сих пор ничего не было, делает ему честь и говорит о неограниченной глубине его чувств к тебе.
Мое сердце снова запело от счастья. Любит… Федерико любит меня! Любит так сильно, что боится даже самого себя ко мне подпускать! И осознание этого факта заставляет меня летать.
- Но что мне делать? – спросила я, наконец. – Ждать, пока его паранойя уйдет сама?
- А она и не уйдет, – покачала головой Аврелия. – Эта, как ты сказала, паранойя, вызвана любовью Федерико к тебе. Она бесконечна и безгранична. Соответственно, паранойя тоже. Пока у меня будет только один совет. Подумай. Не сердцем, а головой. Только головой. Подумай и реши, действительно ли ты готова к переходу ваших отношений на новый уровень. Просто подумай, а потом скажи мне свое решение.
- Хорошо, – кивнула я. – А как Вы думаете, Федерико… готов?
- Я не думаю, а знаю, Виолетта, – улыбнулась женщина. – Это стало ясно очень скоро после того, как он встретил тебя. Его чувства к тебе – это больше, чем просто подростковое увлечение. Намного больше. Наверное, даже больше, чем просто любовь. Кроме того, Федерико и сам по себе очень рано повзрослел.
- Что Вы имеете в виду? – напряглась я.
- Не то, о чем ты сейчас подумала, – успокоила меня Аврелия. – Просто он уже довольно давно осознал, что должен быть для меня другом, защитником, надеждой и опорой. И он стал им. Я знаю, что мой сын всегда будет на моей стороне. Наверное, отчасти в этом виноват Герман. Он все время говорит Федерико, что тот должен быть сильным.
- Да, я понимаю, – тихо сказала я. – Папа рассказывал мне историю рождения Федерико. Его отец…
Я осеклась, потому что Аврелия вдруг стремительно переменилась в лице. Оно внезапно ожесточилось. Серьезно. На мгновение женщина даже, казалось, постарела. Когда же она заговорила, в голосе ее послышался металл.
- А отца, считай, у твоего парня, вообще, не было, – отчеканила Аврелия Гонсалес.
- Простите, – быстро извинилась я.
Мгновение прошло. Как будто щелкнул выключатель. Мать Федерико снова стала самой собой – ласковой, милой и доброй.
- Ну, что, – решила она, взглянув на часы. – Я сейчас приведу себя в порядок, и мы можем ехать на концерт. Как раз успеем к началу.
Она ушла в ванную, а я осталась сидеть на кухне, гадая, как можно так внезапно измениться, пусть даже был упомянут человек, о котором ты знать не желаешь…
====== Глава 21 ======
Мы в молчании доехали до школы Федерико на серебристой машине Аврелии. Я чувствовала, что женщина на меня вовсе не сердится, но завести новый разговор боялась. Вдруг снова мимоходом задену больную тему?
- Я, наверное, напугала тебя? – неожиданно спросила Аврелия, когда мы уже парковались.
Я смущенно взглянула на нее, но ничего не сказала.
- Не отвечай, вижу, что напугала, – сама же и отвечала мать Федерико. – Просто не упоминай больше о НЕМ, и все будет хорошо.
В то мгновение я впервые услышала в голосе этой удивительной жизнерадостной женщины боль. И тогда все стало понятно. Ее до сих пор мучает боль, которую причинил Иглессиас. И это нормально. Странным здесь можно назвать лишь то, что Аврелия Гонсалес осталась доброй, веселой, открытой, улыбчивой и жизнерадостной женщиной. Некоторые черты ее характера, к слову, унаследовал и сын.
- Хорошо, – согласилась я, наконец. – Еще раз простите меня. Больше такого не повторится.
- Все в порядке, дорогая, – ласково улыбнулась Аврелия. – Это ты меня прости. Зря я сорвалась…
- Это нормально, – возразила я. – После всего, что мне рассказал об этом папа, это абсолютно нормально. Я, вообще, удивлена, что Вы не замкнулись в себе, а остались таким же замечательным человеком, воспитавшим, к тому же, замечательного сына.
Женщина ласково погладила меня по плечу, и я, как это ни удивительно, почувствовала что-то знакомое. Что-то, что очень давно не чувствовала. Как будто какое-то ощущение из детства.
Лишь тогда, когда мы вышли из машины возле трехэтажного белого здания, я вспомнила. То же самое я чувствовала в далеком детстве, когда меня обнимала мама. Почему-то именно Аврелия Гонсалес смогла дать мне то же ощущение. Именно она ассоциировалась у меня теперь со словом «мама». Странно. Хотя, наверное, все дело в том, что она – мать человека, которого я люблю больше жизни.
Наконец, мы подошли к дверям. В холле уже толпился народ. Несколько человек поздоровались с Аврелией, и та кивнула в ответ. Тут в коридоре показалась какая-то девочка. Невысокая, чуть ниже меня, и красивая. Прямые угольно-черные волосы блестели, отражая свет их окон, и ниспадали почти до пояса. Карие глаза смотрели с озорством, а одета она была просто – в джинсы и черную футболку с синим орнаментом. Тем не менее, выглядела эта девушка весьма эффектно. Она напомнила мне гимнастку из цирка – такая же тонкая, стройная и гибкая.
- Уважаемые гости! – звонко воскликнула она. – Мы просим вас пройти в зал. Концерт скоро начнется.
Толпа понесла нас в актовый зал. Мы с Аврелией вместе сели на третий ряд. А я вдруг поймала себя на мысли, что переживаю за Федерико больше даже, чем вчера за саму себя. Нет, я ни в коем случае в нем не сомневаюсь. Просто, если что-то пойдет не так, он расстроится, а для меня это невыносимо.
Но вот, зазвучали фанфары, и на сцену вышли позвавшая нас девушка и незнакомый парень. Высокий, статный юноша, примерно наших лет. Темноволосый, с маленькими почти черными глазами, очень крупным носом и округлым лицом.
- Добрый день, уважаемые гости! – провозгласил этот самый парень в микрофон.
- Мы рады приветствовать вас на нашем отчетном концерте! – вторила ему девушка.
- Этот концерт имеет большое значение для всех студентов нашей академии, – добавил парень.
- Особенно это важно для нас – первокурсников, – продолжила девушка.