- Как я люблю, когда ты краснеешь!
После такого, я, конечно, успокоилась окончательно. Сердце тут же запело сладкозвучные трели, дыхание участилось, а по телу побежали приятные мурашки. То есть, конечно, я не совсем даже успокоилась. Просто ревность перестала обжигать изнутри. Но сам Федерико волновал меня. Волновал совсем в другом смысле. В более… взрослом.
- А я думала, ты МЕНЯ любишь! – почти промурлыкала я.
- Совершенно верно, – выдохнул возлюбленный мне в ушко. – Люблю больше всего на свете! Люблю в тебе все. Абсолютно. В том числе, и то, когда ты краснеешь!
Его губы запечатлели поцелуй на мочке моего уха, от чего я едва не сошла с ума. Это было нечто. Наверное, ни один электрический удар и ни один горячий душ не сравниться с тем, что было внутри меня, в те мгновения. Нечто такое, что даже словами нельзя описать.
- Да! – вернул меня к действительности веселый смешок Эрнесто. – У вас ТОЧНО все серьезно!
- А ты сомневался? – захихикал мой возлюбленный, не переставая обнимать меня.
- Ты ведь знаешь…
- Знаю, знаю. Расслабься.
- Вы снова говорите на непонятном мне языке! – напомнила я.
- Он имеет в виду, – перевел Федерико, – что осознает всю серьезность наших с тобой отношений и видит нашу любовь. Просто ему приятно лишний раз убедиться, что у меня все хорошо.
- И ты все это понял без слов? – удивилась я.
- Многолетняя дружба, – встрял в диалог Эрнесто. – Он понимает меня, а я – его. И ничего с этим не поделаешь. Вы, голубки, главное, при моей сестре от поцелуйчиков воздержитесь! Ведь она – еще ребенок!
- Твой ребенок в этой области больше любого взрослого понимает! – пробурчал Федерико. – С недавних пор.
- С каких это?! – возмутился его лучший друг.
- Ну, я думаю, об этом лучше рассказывать в присутствии самой Юми, – пожал плечами Федерико.
- Странное имя для итальянки, – заметила я.
- А она и не итальянка, – ответил мой возлюбленный. – То есть, итальянка, но только на материнскую половину.
- Мой отчим родом из Токио, – подхватил Эрнесто.
- А сколько Юми лет? – поинтересовалась я.
- Тринадцать, – вздохнул Федерико. – Тем грустнее наблюдать, как она взрослеет, а в ее голове появляются новые, дурные мысли.
- Ничего, сейчас мы их оттуда вытащим, – хмыкнул Эрнесто.
- А ты бы, дружок, подождал этажом ниже, – спохватился Федерико. – Сам понимаешь: не каждый день брат с того света возвращается!
- Ой, верно, – согласился тот. – Ты ее подготовишь, а мы с Виолеттой подождем.
- А почему я не могу пойти с ним? – удивилась я.
- Просто Юми – человек пугливый, – пояснил Эрнесто. – Кроме самых близких, она мало, кого к себе подпускает. Может испугаться.
- Верно – кивнул мой возлюбленный. – Ко мне она уже давным-давно привыкла, а вот тебя ни разу в глаза не видела. Прости.
- Все в порядке, – улыбнулась я. – Подождем – в чем проблема?
Мы вошли в подъезд дома, который находился всего метрах в двуустах от того в котором жили Федерико и Аврелия. Такое же высотное здание из белого кирпича. В лифте Эрнесто нажал кнопку восьмого этажа.
- Значит, так, – решил мой возлюбленный, пока кабина поднималась. – Юми, наверняка, затащит меня в квартиру, а вы постойте минуты три и тоже заходите.
Так и сделали. Мы с Эрнесто остались на восьмом, а Федерико поднялся на девятый этаж. Мы слышали, как он подошел к нужной двери и нажал кнопку звонка. Через несколько мгновений дверь открылась, и мы услышали звонкий девичий голосок:
– О, Феде! Привет!
Раздался тихий шорох. Очевидно, они обнялись. Что ж, это вполне нормально. Если они как брат и сестра, нормально. Я даже почти не ревновала.
- Привет, Юми! – со смехом поздоровался Федерико.
- Входи, скорее! – воскликнула та. – Сейчас поставлю чайник.
Дверь захлопнулась. Что ж, теперь оставалось только ждать.
- Не вздумай только ревновать Федерико к Юми, – попросил меня Эрнесто. – Они всегда так общаются.
- В смысле, обнимаются? – не поняла я.
- И это тоже, – отмахнулся парень. – Просто моя сестра ему доверяет. Она с детства привыкла к нему так же, как ко мне. Даже долгое время считала нас обоих своими братьями. И потом, она все время до него дотрагивается. То обнимает, то голову на плечо положит, то ноги через колени перекинет, а то, и вовсе, в щеку поцелует. Не знаю, что происходило за эти два года, но, по-моему, их отношения не изменились. И такие прикосновения для Юми – нормальное дружеское явление. Да и для Федерико тоже. Так что ревновать не надо.
- Думаешь? – вздохнула я, чувствуя все же некоторую ревность.
- Знаю, – кивнул Эрнесто. – Юми, конечно, много значит для Федерико. Он ее очень любит. Но как сестру, не больше. Там, где заканчивается дружба и начинается нечто большее, у них установлена тяжелая стена. И потом, мой друг тебя слишком любит. Я это вижу. Ну, а ты любишь его?
- Я очень его люблю, – призналась я. – Он для меня – все. Раньше у меня к парням были какие-то вялые отголоски чувств, которые я принимала за любовь. Но теперь мне понятно: моя настоящая любовь – Федерико. Только он один.
- Любишь, – согласился Эрнесто. – И он смотрит на тебя, как на неземное чудо. Вы давно вместе?
- Чуть больше месяца, – ответила я. – Не так уж много, но…
- Но уже достаточно для того, чтобы определиться с чувствами, – согласился паренек. – Ладно, нам пора заходить.
Мы направились в квартиру. Я шла в несколько обескураженном состоянии. Конечно, Эрнесто очень любит своего друга, и для него важно его счастье. Вот только я до сих пор не уверена, устраиваю ли его в качестве невесты друга…
====== Глава 32 ======
Юми оказалась темноволосой девочкой-подростком с чуть узкими карими глазами (все-таки, не стоит забывать о том, что ее отец – японец), тонкими губами, миниатюрным красивым лицом и загорелой кожей. Ее фигурка уже обзавелась выпуклостями в нужных местах, что девочка, собственно, умело подчеркивала облегающей одеждой. Сегодня на ней была белая футболка с замысловатым узором на груди и голубые джинсы.
Конечно, когда мы с Эрнесто прокрались на кухню, сказать, что Юми была удивлена – это не сказать ничего. Она вскочила из-за стола, за которым они с Федерико сидели друг напротив друга, и очень долго смотрела на своего внезапно воскресшего брата.
Но затем, девочка сделала такое, чего от нее не ожидал никто. Вместо того, чтобы обнять Эрнесто, она… бросилась на него с кулаками, дико вопя:
- Эрнесто… Феранди… ты… козел!
- Ой-ой! – воскликнул тот. – Юми, успокойся!
Секунды три мы с Федерико ошалело наблюдали за этой «теплой» встречей. Потом мой возлюбленный встал и оттащил упирающуюся девочку от лучшего друга. А она все не унималась, норовя вырваться из его хватки и крича брату:
- Где ты шлялся эти два года?! Мы на твоих похоронах столько слез пролили! Мама, по твоей милости, почти полностью поседела! А сколько я за эти два года пережила – вспомнить страшно! А тут он, понимаешь, является! Да ты…
- Юми! – воскликнул Эрнесто. – Прошу тебя, остынь! Ты имеешь полное право на меня злиться, но, поверь, я эти два года тоже не на курорте провел! Меня такими отварами поили…
- Нет, Феде, ты слышал?! – язвительно прищурилась. – Он пил горькие отвары! Бедненький! А что было с нами за эти два года, не напомнишь?! Ах, да, кажется, несколько дней после похорон ты, вообще, от меня не отходил, потому что я билась в истерике! Потом мама с папой от горя начали сильно пить, и отец однажды даже ударил меня! А ты увидел синяк, выяснил правду и увел меня к себе! Недели три я жила у вас с тетей Аврелией, правда?! А через полгода уже я пошла кривой дорожкой, связавшись с твоими дружками – Деметирио и Франко! Кажется, эти двое несколько месяцев таскали меня на пьяные вечеринки, верно, Феде?! А ты меня оттуда вытаскивал и убеждал, что так нельзя, правда?! А чем все дело закончилось, не напомнишь?! Ах, да, припоминаю! Кажется, эти двое и еще человек пять на одной из таких вечеринок решили со мной поразвлечься все разом! И, если бы ты, Феде, вовремя не появился, им бы это удалось! А тебя, кажется, в той стычке, ножом пырнули в спину, верно?! И ты месяц потом валялся в больнице, едва не отправившись на тот свет! А я почти не отходила от тебя, умоляя простить свое поведение! Вот так, кажется, дело было, да, Феде?! Уже и вспомнить трудно! И, разумеется, все это не идет ни в какое сравнение с тем, что наш бедный Эрнесто неизвестно где пил горькие отвары! Вот это – настоящий кошмар, да, Феде?!