- Тебе так кажется, потому что ты любишь Федерико, – мягко возразил Ромальо. – Наверное, так думают все влюбленные.
Я пожала плечами и взялась за завтрак. Правда, мне кусок не лез в горло от волнения. Все-таки, что ни говори, а я нервничала в достаточной степени для того, чтобы внутри все дрожало. Папа, казалось, это почувствовал, потому что скоро поднялся и провозгласил:
- Все, нам пора.
Не теряя больше ни секунды, я вскочила, как ужаленная, и первой почти побежала к выходу.
- Я завезу вас в аэропорт по дороге на встречу, – сказал Ромальо, направившись следом.
Через десять минут мы втроем уже отъезжали от дома. Джейт, Ольга и Анжи махали нам из окон. Я неуверенно улыбалась в ответ, гадая, вернусь ли сюда с Федерико или нет. Интересно, а если он предложит мне остаться с ним в Италии? Нет, папа этого не допустит! А если мать Федерико его уговорит? Готова ли я бросить родной город, друзей, «Студию»? Черт подери, да я, действительно, готова! Это все мне не нужно без него! Я готова оставить семью, друзей и даже музыку. Хотя, пожалуй, с музыкой я погорячилась. То есть, я готова бросить ее ради Федерико, но абсолютно точно знаю, что он никогда не поставит меня перед выбором. Никогда. Потому что любит.
Итак, вот и аэропорт. Отец быстро разобрался с билетами, и еще минут через сорок мы сидели в самолете. Мое сердце колотилось все чаще, стремясь скорее увидеть любимое лицо. Но я вытерплю. Теперь уже вытерплю. Осталась всего какая-то пара часов… Стоп! А когда я увижу Федерико – сразу после приземления или…
- Пап, а ты предупредил мать Федерико о том, что мы приедем? – спросила я у отца.
- Нет, – весело улыбнулся тот. – Мы устроим ей и самому Федерико сюрприз.
- Почему? – опешила я.
- Сама подумай, – пожал плечами Герман Кастильо. – Федерико – парень неглупый. Узнав, что мы с тобой приедем, он, конечно, поймет наш нехитрый план вернуть его. А поскольку он все еще уверен в правдивости слов Анжи, может решить, что ты это делаешь из жалости к его чувствам.
- Но ведь это не так!
- Знаю. Но Федерико не знает. И может надумать себе непонятно, чего.
Я задумалась. Мысль о том, что любимый мною человек накручивает себя и занимается самобичеванием, причинила невыносимую боль. Нет, лучше уж я еще пару часов потерплю. Пусть лучше мне будет больно и плохо без него, чем он будет терзать себя!
- Да, ты прав, – согласилась я. – А далеко от аэропорта до дома Федерико?
- Около получаса, – успокоил меня отец. – Они с матерью живут в центре Рима. Переехали туда три года назад. А вообще, они всегда жили в Пескаре. Это в пяти с половиной часах езды от Рима. Чувствуешь разницу?
- Чувствую, – кивнула я.
В груди полыхал огонь. Полчаса… Всего полчаса после приземления – и я смогу увидеть ЕГО! Смогу поговорить с ним, смогу все ему объяснить… Всего какие-то полчаса после приземления… Ох, ладно. До этого самого приземления нужно еще дожить. А пока, я точно знаю, чего хочу…
- Пап, ты ведь давно знаешь мать Федерико? – спросила я.
- Да, разумеется, – отвечал мой отец. – И Мария тоже ее знала. Но это уже через меня. Мы с Аврелией…
- С кем?
- Так зовут мать Федерико. Мы с ней познакомились в университетские годы. И это даже смешно. Жили в разных уголках Земли, на разных материках, а потом нас обоих отправили на стажировку в Мадрид. У меня тогда была подружка – Елена. У нее – жених, Агустино. И так получилось, что во время стажировки Елена бросила меня, а Агустино – Аврелию. И это произошло в один день. Наверное, судьба. В общем, помню, иду я, весь такой расстроенный по улицам Мадрида и вижу в окне одного тамошнего кафе девушку в слезах. Стало интересно. Вошел. Подсел к ней. Мы разговорились, поддержали друг друга… Короче, так все и началось.
Мы продолжали общаться и после стажировки. Аврелия стала для меня очень близким другом. Она мне, как сестра. После встречи с твоей матерью, я познакомил с ней Аврелию, и они тоже подружились. Но все равно связь между мною и ней всегда оставалась. Аврелия поддерживала меня, когда мы с Марией ссорились. Она всегда находила слова утешения и направляла мои мысли в правильное русло. Наверное, если бы не она, тебя и на свете бы не было.
Именно Аврелия не дала мне погрузиться в полную депрессию после того, как Мария… Ну, в общем, ты поняла. Она, в общем-то, ничего не говорила. Просто обняла и дала почувствовать свою поддержку. Но в тот момент, для меня это было лучшим лекарством. Да и вообще, Аврелия – удивительный человек. Она ухитряется простыми словами и поступками лечить мою душу.
- А, так это у Федерико наследственное? – слегка улыбнулась я.
- Тоже заметила? – фыркнул мой отец. – Да, этим он пошел в мать.
- А что с его отцом? – поинтересовалась я. – Федерико как-то раз случайно обронил, что мать вырастила его одна.
Улыбка сползла с лица Германа Кастильо. Стало ясно, что эта тема была ему неприятна. Тем не менее, он хмуро проворчал:
- Да ничего с ним не произошло.
- Но ты ведь знал его? – допытывалась я.
- Имел такое несчастье, – согласился мой отец. – Да и ты, наверняка, о нем слышала. Его зовут Энрике Иглессиас.
- Испанский певец?! – охнула я. – Ну, тогда понятно, откуда у Федерико такой талант!
Отец удивленно приподнял брови.
- Я однажды слышала, как он поет, – быстро выкрутилась я. – Это было сказочно. Но почему Федерико ничего никогда не говорил о своем отце?
- А о ком говорить? – невесело рассмеялся Герман Кастильо. – Да он его видит-то только по телевизору и в журналах. Для Иглессиаса Аврелия была лишь одной из многочисленных интрижек на стороне. Он провел с ней две недели, когда приезжал в Пескару на гастроли. Я говорил Аврелии, что добром это не кончится. Даже приезжал к ней, пытался вразумить. Но она была влюблена по уши, и не хотела меня слушать. Тогда я попытался поговорить с самим Иглессиасом, но он просто отмахнулся. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что зря не дал тогда ему в морду – не так обидно было бы. Но нет. Я просто пригрозил, что, если он причинит Аврелии боль, ему конец. А потом… В общем, так получилось, что она забеременела. Позвонила Иглессиасу – он тогда уже уехал…
- А он?
- А что – он? Классический случай. Сказал, что это не его ребенок, и вообще… Аврелия была в отчаянии. Мы с твоей матерью ее буквально из петли вытаскивали. Она даже аборт хотела сделать…
- Что-что?
- Ну, это операция, когда зародыш достают из организма. Пара часов под наркозом – и все проблемы решены.
- А ребенок?
- Его извлекают только на ранних сроках беременности, поэтому он не способен жить.
О, господи! Это что получается?! Я едва не потеряла возлюбленного еще до его рождения?! Боже! Во что бы тогда превратилась моя жизнь? Нет, если бы я, вообще, не знала Федерико, могла бы жить. Но я бы, наверное, никогда не познала настоящей любви. Когда взгляд любимых глаз заставляет все внутри плавиться. Когда сердце трепещет от прикосновений к любимому телу. Когда ты забываешь, как дышать, от поцелуев любимых губ.
- Но Аврелия все же не решилась на столь радикальные меры, – продолжал тем временем мой отец. – Наверное, всему виной печальная статистика. Аборт – процедура опасная, и никто со стопроцентной уверенностью не может сказать, будут ли у тебя после него дети. Поэтому Аврелия решила, что лучше одна вырастит ребенка, чем умрет в одиночестве.
- Это правильно, – заметила я.
- Абсолютно, – кивнул Герман Кастильо. – А сколько у них с Марией было радости, когда через полгода мы узнали, что и твоя мать тоже беременна…
- А что же этот Иглессиас?
- А что – Иглессиас? Аврелия позвонила ему, когда Федерико родился. Сказала, что даже анализ ДНК не нужен, чтобы узнать, кто отец. Что сын на него очень похож. Иглессиас в ответ заявил, что этого ребенка он не примет и попросил оставить его в покое. Ну, а Аврелия – женщина гордая, своенравная и духовно сильная. Сказала: сама вырастит, воспитает и поставит на ноги.