- А сам Федерико, вообще, в курсе, кто его отец?
- Разумеется. Аврелия никогда не рассказывала ему сказок про папу-космонавта и папу-летчика. Когда он лет в пять начал спрашивать, почему у него нет отца, она честно рассказала, что отец их бросил. Даже фотографию показала.
- Но ведь это – большая травма для ребенка! – испугалась я.
Мой отец расхохотался.
- А ты не очень хорошо знаешь Федерико! – выдавил он.
- Я знаю его, – пробурчала я. – Знаю настолько, насколько, вообще, можно узнать человека за такой короткий промежуток времени. А биографии своей он мне не рассказывал.
- И не расскажет, – перестав смеяться, заявил мой отец. – Слава богу, характером в мать пошел. Хотя, пожалуй, здесь надо восславлять не создателя, а эту самую мать.
- Что это значит?
- То и значит. Аврелия очень злилась на Иглессиаса после того, как он отказался признать Федерико. Поэтому она делала все, чтобы сходство между отцом и сыном оставалось чисто-внешним. И у нее это получилось.
- Ты его с самого рождения знаешь?
- Да, конечно. Я никогда не забывал заезжать к ним, приезжая по делам в Италию, и наблюдал за Федерико с детства. Ты, наверное, хочешь узнать о нем побольше?
- Если можешь, расскажи то, о чем он сам не расскажет.
- А он ни о чем и не расскажет. Федерико из тех людей, которые предпочитают молчать о себе.
- Почему?
- Я тоже задал ему однажды этот вопрос. И ответ, который он произнес, мне запомнился на всю жизнь. Могу даже процитировать. Федерико тогда сказал: «Мне не нужно чье-либо сочувствие и, уж тем более, жалость». Видишь ли, Федерико – борец. Борец до мозга костей. Вся его жизнь – бесконечный бой. С тем, что отец его бросил, с тем, что двоюродная сестра не верит в его талант…
- У него есть двоюродная сестра?
- Есть. Но, честно говоря, лучше бы ее не было.
- Ты и с ней знаком?
- Ну, да. Я приезжал однажды, когда она заходила к ним в гости. Будучи на два года старше, она вечно напоминает об этом Федерико. К тому же, Виктория (это ее имя) учится в консерватории и является ярой поклонницей классической музыки. Соответственно, то, что поет ее брат, она считает пустым шумом. И все бы ничего, но она еще и говорит ему об этом без конца! А уж что эта девчонка заявила, когда он уезжал… Федерико с ней по-братски поделился радостью, а она говорит: «Не опозорь там нашу фамилию своей дурацкой музыкой для одноклеточных».
- Для кого?! – задохнулась я от возмущения.
Нет, ну, это уже ни в какие ворота! Честное слово, мне уже не нравится эта Виктория! Да сама она – одноклеточное!
- Да, именно такого мнения она о его музыке, – продолжал Герман Кастильо. – К тому же, Виктория всегда рада возможности поддеть брата тем, что у него нет отца.
- Что?!
- Да. Бьет, что называется, по самому больному. Но, к чести Федерико, он никогда не позволял себе остро реагировать на такие подначки. Ни одна черточка не дергается на его лице, и он молчит. Хотя, я понимаю, что ему неприятно любое упоминание об отце.
- Ты хотел сказать, что такие упоминания причиняют ему боль?
- Нет. Ему именно неприятно. Знаешь, о чем мечтает Федерико? Он однажды сказал, что главная мечта в его жизни – дать папаше по морде.
Я невольно хихикнула. Да уж, мой любимый человек эту самую мечту определенно однажды осуществит! С него станется!
- И, тем не менее, – вырвалось у меня, – он пошел по его стопам.
Тут уж настала очередь папы хихикать.
- Ты смотри, ему об этом не скажи! – выдавил он. – Я однажды имел такую неосторожность – чуть врагом номер один не стал!
- И все-таки, почему Федерико выбрал именно пение? – недоумевала я.
- Сам не знаю, – пожал плечами папа. Может быть, назло Иглессиасу, а может, просто потому, что любит музыку. В любом случае, на этот вопрос точно тебе может ответить только один человек – Федерико.
- А почему ты никогда не спрашивал его об этом?
- С меня и отцовских стоп хватило! Он тогда посмотрел на меня так, что я теперь, вообще, стараюсь не задавать ему вопросов!
- Боишься?
- Честно говоря, да. Федерико – боец не только в моральном, но и в физическом смысле этого слова. Он до пятнадцати лет учился в школе спецназа, – прибавил папа, поймав мой недоумевающий взгляд.
Больше никто ничего не говорил до самой посадки. Моему отцу нечего было говорить, а я переваривала информацию. Вот тебе и раз! Федерико – мой милый, добрый, честный, удивительный, родной и любимый человечек – ко всему прочему, обладает гордостью, смелостью и силой! Интересно, а у него, вообще, есть какие-то недостатки? Нет, теперь я уж определенно никому его не отдам! Мой и только мой! Навсегда!
Комментарий к Глава 6 Я хочу сказать, что Энрике Иглессиас здесь абсолютно ни при чем. К его творчеству я отношусь с должным уважением. Давайте примем его, как косвенного героя данного фанфика, и не начнем люто ненавидеть многоуважаемого сеньора Иглессиаса.)))
====== Глава 7 ======
Уж не знаю, как дожила до посадки. То есть, не дожила, а досуществовала. Жить в полном смысле этого слова я теперь могу только рядом с Федерико. А этот состояние в ожидании встречи жизнью можно назвать с очень большой натяжкой.
В любом случае, сердце мое трепетало, когда самолет приземлялся. И это не имело никакого отношения к легкой встряске, которая тогда возникла. Нет. Это имело отношение только ко мне и самому Федерико.
Я знала, что сразу после приземления не увижу его. Знала. Но все равно испытала невольное разочарование, увидев на парковке машину папиной фирмы и угрюмого бородатого водителя.
- Все будет хорошо, – словно, почувствовав это, сказал мой отец. – Еще минут двадцать – и мы прибудем на место.
И верно. Очень скоро водитель остановился возле огромного здания. Неприметного серого многоэтажного строения, если быть точным. Но сейчас это не играло такой уж важной роли. Мое бедное сердце билось, как у колибри, предчувствуя скорую и долгожданную встречу. Интересно, на каком этаже находится нужная квартира? В смысле, сколько еще ждать?
Когда мы с отцом вошли в лифт, он нажал кнопку самого верхнего – пятнадцатого этажа. Что ж, значит, придется потерпеть. А это, между прочим, нелегко, потому что, помимо бешеных ритмов сердца, мой желудок, словно, завязывался узлом, а дыхание сбилось.
- Не нервничай так, – снова приободрил меня отец. – Сейчас вы поговорите. Если Федерико, конечно, дома.
Сердце мое упало.
- А его может не быть? – испуганно спросила я.
- Вообще, вряд ли, – покачал головой Герман Кастильо. – Сегодня воскресенье, а в это время он всегда дома. Но, учитывая его состояние…
Он замолчал, потому что лифт, наконец, доехал до пятнадцатого этажа. Меня снова начало трястись от волнения. Мы вышли на лестничную площадку. Мой отец спокойно шагнул в сторону двери с номером 258 и уверенно позвонил. Ох, мне бы его уверенность!
Спустя пару секунд, щелкнул замок. Сердце мое ушло в пятки, но всего на мгновение. Дверь открыл не Федерико. Скорее всего, это и была его мать. Красивая, подтянутая, стройная, темноволосая и загорелая женщина, примерно, возраста моего отца. Блестящие карие глаза ее сначала удивленно расширились, но тут же весело сверкнули.
- О, какие люди! – прозвучал ее энергичный голос. – Привет!
Они с моим отцом по-дружески обнялись. Честно говоря, было несколько странно наблюдать за тем, как папа вот так запросто улыбается и обнимается. Но больше всего меня волновало другое. И, кажется, мой отец это понял, потому что, отстранившись, спросил:
- Авра, а где Федерико?
Улыбка сползла с лица женщины. На смену ей пришла тревога.
- У себя, – ответила она. – Герман, что происходит? Мой сын внезапно возвращается домой без всяких предупреждений. Я вижу, что ему очень плохо, но что-либо объяснять он отказывается наотрез. Что…
- Тише, тише! – остановил ее мой отец. – Я тебе сейчас все расскажу. Но и наши дети тоже должны поговорить. Как видишь, я не один.
Он отступил в сторону, давая матери Федерико возможность поприветствовать меня.