– Я не знаю, за что ты наказан, и – знать не хочу. Быть даже может, что ты (как звери лесные) невинен: это значит (всего лишь), что любая невинность всегда наказуема! И всё же – как наказанный и удаленный из ординарности бытия, то есть – ступивший за ее грани, скажи мне, что ты там видишь? Не из мертвых ли та прекрасная женщина-смерть, видом которой мы оба с тобой насладились? Или – ты хочешь, чтобы я ее вывел из мертвых? И чтобы на вашей с нею свадьбе сыграл?
Прокаженный – молчал.
– Да ты сам из живых ли? – захотел ему крикнуть через реку Орфей;
Но не крикнул: душа не вдохнула дыхания жизни в кощунственный крик, ибо – никогда не спрашивай у мёртвых о мёртвых! Ибо – как бы ни кидалось за ответами сердце к рассудку, оно само уже на все ответило своими вопросами!
Прокаженный – молчал.
Оба солнца всё так же пылали: солнце банального полдня и Чёрное Солнце; но – так и будут пылать они во веки веков! Река шелестела (своими летейскими водами), омывая оба светила – опять и опять (бесконечно) шелестела вода.
Тогда отнял Орфей свою руку от горла и взглянул вослед убежавшему гибели ястребу:; но– взглядом его не догнал. Поэтому вытер он окровавленную ладонь о белую свою хламиду и окровавил её.
Так окончилась юность его. И окончилась, никогда не начавшись, его зрелость. И даже старость его – которой ему во веки венков не узнать, тоже – окончилась; но!
Длилось дыхание жизни. Потому поклонился он прокаженному и (поклонившись ему) поднял аполлонову (или – вот только что таковой ставшую) арфу.
И тогда прокаженный ответил ему:
– Она – из не знающих смерти, рождённая Первой (равноправной с Адамом). Все, рождённые в мир вашего «века златого» (после яблока Евы) – рождаются в смерть; лишь она избегла познания зла и добра: она целостна, потом – смерти просто не знает; потому – даже встретив её, ровней себе не признаёт; потому – нет и не может быть у неё любимых (среди вас, подвластных праху и гнили).
Словами своими прокажённый отсрочил звучание арфы. Не заиграл Орфей, а стал задумчив (впрочем, слов собеседника полностью не осознав); но – прокажённый продолжил (окончательно его приговаривая):
– Ты ведь ведь всё равно посчитаешь, что законы смерти не для тебя. Что ты не за смертью пришёл в этот мир – а за целостной жизнью. Так иди поищи себе равную вечности женщину: знай – она и тебя не узнает.
Орфей не ответил.
– Смерть любовников её раздражает, конечно; но – не с того ли (с каждой своей неизбежною гибелью) её любовники все сильней и блаженней, что не про неё сказано: рожать будешь в муках? Не с того ли, что каждый её новый любовник – сам рожает себя? Вот и ты (облекшийся в белые одеяния и спустившийся с гор в этот мир) – одеяние свое уже окровавил: не с того ли с каждой вашею смертью всё ближе она к настоящей любви?
Орфей не ответил (ибо боялся ответить); потому – ответить был должен; потому – ему отвечать предстояло.
– Дай ей имя любви (назови любую блудницу – любовью), а потом – уведи за пределы любви: тогда (вместе с нею) – ты либо уйдешь из людей (в прокажённые), либо – людей (вместе с нею) уведешь за собой из Аида; и тогда – никогда не оглянешься больше на «эври» с «дике».
Орфей не ответил, но – дать ответ предстояло; как же быть человеку – безответным (ни за что не ответить), если он – всё ещё человек? Ученик музыканта (и затаившийся в нём и – одновременно – придавший ему внешнюю оболочку), был должен спросить не о главном, потому – решился спросить не о главном:
– Ты поэтому не назвал свое имя, несчастный? Ты – из знающих смерть?
Ничего ему (вслух) не ответил, прокаженный долго смеялся: колыхалась на лице напоенная гноем тряпица – была содрогалась дыханием жизни. Колыхалось его тело (как грязное белье на ветру миротворения), и – он ученику музыканта ответил молчанием:
– Я тоже не ведаю «всей» смерти; но – тростинка без смерти (коли хочет дыханием жизни звучать) платит разрушением своей плоти за созидание звука; причём – бесконечно! Вот он я весь перед тобою – потому я сгниваю; таковы наши с тобой Неизбежность и Необходимость.
После вслух прокаженный ответил иначе (другими словами):
– Оттого я тебя и сыскал: ты (тоже) пройдёшь свою жизнь – старясь и разлагаясь; но! Не столь символично, как я: проказа твоя будет казаться обыкновенным старением.
– Объясни. Ты меня хочешь убить?
Прокаженный ответил (понимай – повторил) с откровенною скукой:
– Чтобы от гнили избавиться и вернуть пристойный человеческий облик, мне потребно обладание ею; чтобы ей обладать, мне потребна музыка; чтобы вечно музы’ку создавать и звучать – я начну (вновь и вновь) за музы’ку платить своей плотью; зачем мне тебя убивать? Ты всё сделаешь сам, как и я.