Ничего этого он никогда (посредством чужой жизни) не проживал; но – он (откуда-то не отсюда) принёс это знание с собой и (изначально) знал, что всё здесь и от века сего, и от прошлых и будущих времён неизменно.
Что внешнее здесь не имеет значения. Что всё здесь – уже было, что всё – ещё только будет (это и есть неизменность перемен): так было даже в предназначенном для телодвижений спортзале (где никакого парапета якобы не было).
Причём – сам он этого никогда не видел; но – знал: даже такую мелочь, что в спортзале одно из зеркал давеча было (или могло бы быть) разбито; причём – тут же (ни мало не медля) заменено на другое!
Но не из зеркала (а из реальности) в его зрение вступили вещественные (а не виртуальные) субъекты. Они – выделились из тени света, они – стали выпуклы и значительны, они – заполнили собой маленькое пространство заведения; но – всё (явно) шло так, как вообще здесь было заведено.
Пока Стас (и внешне, и внутренне) их разглядывал, они тоже на него уставились. Каменные их глазки принялись матово поблескивать, в морщинах лбов начали копиться мысли; но – всё же были откровенные бандиты и мародеры, немного перекормленные и не слишком (от перманентной сытости) обмякшие; люди как люди.
Проблеск из глазок объяснялся просто: они были уверены, что хорошо умеют определять прикладную стоимость человека; но – цену себе они тоже определили (и знали, насколько она мала), потому – никому ни за что платить не собирались.
Причём – ни по какому счёту! Потому что – платят всегда другие; потому что – им бы жить да жить (за счет дивного умения определять цену и возлагать вину); но – вчера это их умение дало некий ирреальный сбой.
Поэтому – сегодня они были особенно (иррационально) раздражены! Перед Стасом предстала в чем-то даже ему самому подобная (только более явственно порассыпанная на персоны корпускул) стая шакалом, волков и гиен.
Почти ничего Стаса с ними не разделяло. Не было меж них никакой реки, полной душного летейского праха; разве что – была меж них тишина (и она их хранила), но скоро кончилась.
Из некоего (несовместимого) единства выступивших бандитов отделился субъект несколько особенный: невысокий и широкоплечий, и нам знакомый (вчера якобы погибший на Сенной лютой смертью), был субъект вызывающе коротконог и более чем уродлив
Разве что – был он уродства значительней. Переполнен не только собой (не только тугими мышцами); в нём присутствовало некое его «настоящее» будущее – всё то (и все те) кем и чем он мог оказаться.
Его осознанная плотоядная целеустремленность. Его толстые запястья, его кисти, способные выдавливать душу из тела. Его волосатая и гранитная (волосы – от Зверя Сатира, гранит – от прометеевой скалы) грудь легко, как волны Эгейского моря, вздымалась и опадала; но – сам он сразу подошел вплотную.
При этом – попробовал заглянуть в глаза (и за глаза). Причём – следом почти сразу двинулись еще двое (рангом пожиже). А вот они оказались высоки (словно клены) и одинаковы как поленья.
Убивали на Сенной убивали именно этих (или других), не имело значения. Главное – никакого выражения на их лицах не присутствовало.
Стас, напротив, принялся улыбаться, причём – очень медленной улыбкой. Потом – подчёркнуто медленно опустил руки в карманы длинного и почти скрывающего движения ног плаща.
Глаза его студенели. Душа (от «уже однажды бывшего» предстоящего) не отворачивалась; но – населянты «Атлантиды» этого «предстоящего» не замечали.
Более того – они и «нынешнего» визитёра не принимали всерьёз.
А потом – (для начала) прозвучало:
– Вы к кому? – вопросил низкорослый; на деле – раздражённо косился за спину: там высились два «полена» – и даже причина коситься была у него «вчерашней»: опять не доглядели за дверью.
– Так менты же уходили! Думал, могут вернуться, – оправдался кто-то из «поленьев».
– Много думаешь. За что и огребёшь по полной. Дабы понял – во многой (моей) мысли много (твоей) печали.
Голос коротконогого и сам был как маслянистое лязганье (закрываемой навсегда двери); заметим, стоило Стасу опустить руки в карманы, охранители коротконогого тотчас оказались (в пространстве ничуть не переместясь) совсем рядом с ним и (всё ещё сами никакого внимания на него не обращая); но – словно бы сдавили его силою своих аур.
Движения их были мягкими и неосознанными; но – Стас продолжил медленно усмехаться. Взгляда от коротконогого он не отвел и внимания на охранителей его не обратил. Более того – (специально для коротконогого) принялся он руки из карманов очень медленно вынимать; потом – стал вынимать их еще более медленно! Словно бы идя по-над бездной по тонкому льду.