Потом – губы его (и слова этих губ) тоже стали ломкими как лед, и дождевой влаги на них давно не было.
Этими бритвами губ он произнес:
– Отзови своих псов. Не люблю.
Тишина раскололась. Полупрозрачная тишина. Она. Пошла, Трещинами. И вот здесь Стас полностью вынул руки из карманов (издеваясь над присутствующими самой бессмысленностью телодвижения), и оказались они (само собой) пустыми; но – глаза присутствующих к ним прикипели.
Кроме глаз коротконогого, который (молча) сказал:
– И что мне с твоей нелюбви? Продолжай не любить; впрочем, ты этого не умеешь. Ты лишь тщишься продолжать (не для тебя – и задолго до тебя) начатое.
Стас (молча) сказал:
– Ты ошибаешься.
Коротконогой молча согласился:
– Хорошо. Поглядим.
Его жлобы (опять – ни на чуть словно бы не сдвинувшись) отступили от Стаса и вновь вознеслись (как два крыла) за спиной коротконогого; но – коротконогий решение принял и вновь (тоже без единого телодвижения) переместился за их спины.
Оттуда взглянул и (уже словами) выговорил приглашение к действию:
– Еще один чудак, причём – уж очень похож на вчерашнего! Право, у нас какой-то проходной двор.
Тогда Стас сказал правду (которую и сам не всю понимал):
– Меня привело происшествие на Сенной; расскажете о нём – разойдёмся без боли.
Каждое. Слово. Его речи. Выступило по отдельности; причём – каждая буква в его словах – тоже выступила (стала выпукла); причём – он не был поэтом (и не знал о поэте на мосту между бывшим и небывшим мирами); но – его время стало замедляться
Его время – стало «не быть»; ему самому – предстояло «не быть»; его время умирало; но – умирало мучительно; а он продолжал и продолжал улыбаться.
Разве что – каждое его слово (заключенное в узком просторе улыбки) рвало эту улыбку на части (как папиросную бумагу).
– Что означает это ваше «только», – начал говорить коротконогий (начиная – очень медленно начиная) на незваного гостя взглядывать; начиная – словно бы снова выглядывать из-за спин своих охранителей. (и продолжая выглядывать и начинать).
Стас равнодушно смотрел сквозь него и дождался:
От сгрудившихся за спиною коротконогого «остальных» наконец-то прозвучало:
– Ну что там, Олег, подсобить?
Время – умирало. Слова (словно пальцы) – перебирали умирающими корпускулами времени (как бусинами чёток); слова – были четкими, слова – не измышлялись; но – на происходящее накладывались, причём – всего лишь называя «происходящее» по имени.
Впрочем – слова были ущербны и заранее обречены; но – они всё ещё продолжались (как нетерпеливый колос тщится пробить асфальт, чтобы попасть под колесо грузовика).
Стас легко пошевелил правым запястьем. Влекомый тяготением, в его ладонь скользнул тот самый – явленный на Сенной – тяжелый и убийственно юный (всего лишь времен Антанты и интервенции в Архангельск) винтовочный штык (доподлинный, он десятилетими хранился в одной из коллекций, настоящее чудо).
Длинной почти в локоть; оказавшись в ладони, он словно бы стал римский меч времен Республики и спартаковской пугачёвщины; клинок делал то, что был должен: ужасал! А сам Стас – уже был рядом, более того, был уже вплотную и – стремился (как вода) заполнить собою объем предстоящих ему супротивников.
Он был лёгок как пёрышко; но – левой стопой ноги (невидимой из-под плаща) он коснулся голени одного из охранителей (как кувалдой по фанере) – кость ослепительно (как сырая морковь) хрустнула!
Коротконогий Олег всё ещё продолжал взглядывать и начинать говорить что-то несущественное (обнажая мелкие зубы, его рот распахивался для ответа окрикнувшему); мышцы груди ещё только давили на легкие, слова ещё только закипали в гортани – всё было медленно, по человечески медленно; но!
Боль от раздробленной голени – ещё не успела парализовать человека (даже осознана не была); но – маленький «бог» (явившийся сокрушать «себе подобных») тоже оказывался не слишком-то быстр! Правая рука Стаса точно так же медленно (хотя – иначе медленно) вместе с клинком уже (тягостно – сквозь реальность) взлетела.
Взлетев, тупая сторона тяжелого клинка встретилась с нижней челюстью охранителя и вдребезги ее расплескала.
Стас протянул левую руку (как бы слегка удлинившуюся) и – двумя пальцами взял (пронзив мышечный каркас) коротконогого за трепетный кадык; но – всего лишь слегка сдавил. После чего он молча (ибо – проговаривать слова было невыносимо медленно) повторил:
– Только происшествие на Сенной. Имя того, кто отдал конкретный приказ.