Рис перекатился на другую сторону кровати, увлекая ее за собой. Теперь они лежали лицом к лицу, тела их все еще были сплетены. Меган испытала непреодолимое желание замурчать, когда он легонько погладил ее по спине.
Пробормотав его имя, она сомкнула веки и провалилась в сон.
Рис пристально смотрел на чудное создание в своих руках. Такое теплое и женственное. Ее волосы впитали аромат цветов, кожа — мускусный запах секса. Так здорово, что он смог удовлетворить ее, как никто другой. Он беззастенчиво влез в ее мысли и поэтому знал, что ничего подобного она прежде не испытывала. И это льстило его самолюбию — не потому, что доставить наслаждение женщине когда-либо было для него проблемой ни до, ни после обращения. Он всегда нравился женщинам. Он любил и бросал их без особого трепета. Но Меган, ах, милая Меган, с ее медово-карими глазами и нежным сердцем, не такая, как все. Проживи хоть тысячу лет, он никогда ее не забудет.
Знакомое покалывание предупредило Риса о рассвете. Он чувствовал солнце задолго до его появления.
Если бы он только мог остаться. Если бы они могли заниматься любовью каждую ночь и он, просыпаясь, видел ее лицо. Рис никогда не жалел о том, что вампир. Он был обращен, брошен как слепой щенок в новую жизнь, принял ее и живет с этим много лет. Но теперь, впервые за свое долгое существование, он ощутил, что с радостью променял бы свое бессмертие на обычную человеческую жизнь в объятиях этой женщины.
Он выскользнул из-под одеяла, быстро оделся, посмотрел на спящую Меган, решая, будить ее или нет. И остановился на последнем. Скоро рассвет, времени, чтобы остаться и снова заняться с ней любовью, нет — хоть он и безумно желает этого.
Прошептав: «Я люблю тебя», — он коснулся губами ее щеки и вышел из дома, надеясь еще кое-что успеть.
Меган проснулась в прекрасном настроении, которое мгновенно улетучилось, когда она обнаружила, что Риса нет рядом. Опять. Она улыбнулась. Снова Рис оставил ее одну после ночи любви, но на сей раз она не разозлилась — одеяло было усыпано алыми лепестками роз. Ну как тут злиться, когда по всей комнате стоят вазы с цветами, а на подушке лежит записка:
«Меган, любовь моя.
Я буду думать
И мечтать
Только о тебе,
Пока ты снова не окажешься в моих объятиях.
Р.К.».
Меган взяла записку, поцеловала ее и встала с кровати. Она улыбалась не переставая и когда принимала душ, и когда натягивала спортивный костюм. Прежде чем заправить постель, она собрала упавшие лепестки и бросила их в вазу.
Вытащив розу из стоявшей на комоде вазы, Меган стала гадать на ней, как на ромашке: любит — не любит, любит — не любит… Она знала, что это глупо, но не смогла сдержать крик радости, когда последний лепесток оказался счастливым. Чепуха, детская забава — а как вдохновляет!
Сложив записку и положив в карман тренировочных брюк, Меган спустилась на первый этаж. В гостиной — и на каминной полке, и на столе — тоже стояли цветы. Красные, белые, розовые и желтые. Кухня также утопала в цветах: вазы были на столе, на стойке, на холодильнике.
И дома, и потом на работе Меган казалось, что время тянется очень медленно. Снова и снова она поглаживала записку, лежащую в кармане платья, чтобы еще раз убедить себя в том, что это не сон. Рис любит ее, и они скоро встретятся.
Рис сидел в автомобиле на стоянке у «Шорса» и разговаривал по мобильному телефону. Николас рассказывал о двух новых убийствах в Лас-Крусес, трех в Альбукерке и пяти — в Санта-Фе. Он нахмурился.
— Что еще ты узнал?
— Ничего, — признался Ник. — Убийца неуловим, как Джек-Потрошитель. Что нам делать дальше?
— Продолжать наблюдение.
— Адамс действует мне на нервы.
— Да? Ну, если это проблема, я пришлю вместо него Адрианну.
— Не смешно, — пробормотал в ответ Ник и отключился.
Рис рассмеялся, положил телефон в карман брюк и вылез из машины. Никто не любит Адрианну.
Он вошел в магазин и выбросил из головы все мысли об охотниках и вампирах. Следующие несколько часов принадлежат только ему. Когда он рядом с Меган, его ничто больше не волнует — и пусть весь мир подождет.
Глава 16
Томас Виллагранд сидел под тополем в Аламогордо и пристально смотрел на свод неба. С помощью своих сверхъестественных способностей он различал гораздо больше небесных тел, чем обычный смертный. Ночное небо всегда очаровывало его, будь он в море или на суше, и он часто задумывался, есть ли жизнь на других планетах. Конечно, в пришельцев он не верил, какими бы они ни были — серыми, белыми или зелеными. Единственный, в кого он верил — и кого одновременно боялся, — это Всевышний. Он верил и в рай, и в ад. И в Божий суд. Он знал, что, если его существование когда-нибудь закончится, ему придется ответить за сотни загубленных жизней.