От воспоминаний ее лицо залила краска стыда, сердце забилось. Она вздрогнула — он ведь действительно читал ее мысли, направлял ее сны, влиял на подсознание. Хотя она тоже чувствовала, что он волнуется, чувствовала духовную связь с ним.
— О Господи, — прошептала Линда, уткнувшись ему в плечо. — Происходит действительно что-то странное.
— Ничего странного. — Он коснулся губами ее волос. — Если ты знаешь, почему и как все происходит, то видишь, что ничего странного нет. Странно только, как все начиналось.
Когда она подняла голову, чтобы увидеть его лицо, ей показалось, что судьба окутала ее душной пеленой и она вот-вот задохнется. С тяжелым сердцем она задала неизбежный вопрос:
— Как это началось?
Теперь она настолько доверяет ему, что он попытается показать ей, как это удивительно — вернуться в прежнее состояние. Это самый простой способ все доказать ей. Когда она согласилась подвергнуться гипнозу, у него екнуло сердце. Он понимал, что все-таки до конца она не доверяет ему, но твердо знает, что он не причинит ей вреда. Для него это была большая победа, ведь он знал, что ей пришлось пережить за последние недели.
Это было началом.
— Тогда сядь поудобнее, ноги поставь на пол. Постарайся расслабиться.
Гифф смотрел, как она устраивается в кресле с подлокотниками, которое стояло в кабинете. Он задернул шторы, отключил телефон и зажег несколько свечей. В воздухе поплыл аромат жимолости и сирени.
На плечах и груди Линды оказалась легкая бледно-голубая кофточка. Ноги закрывала цветная ситцевая юбка. Рядом гудел магнитофон. Только этот слабый звук и был слышен в доме.
— М-м, — повторила она, закрыв глаза и спокойно положив руки на подлокотники. Ничто не выдавало ее испуга.
— Теперь слушай меня. — Гифф начал читать от десяти в обратном порядке, погружая ее в состояние полнейшего расслабления.
— Ты находишься на лугу, Линда. Прекрасный день. Весна, трава зеленая и сочная. Птицы поют. Цветы цветут. Ты видишь цветы?
— Да.
— Какого они цвета?
— Желтые. Розовые.
— Хорошо. Пройдись по лугу. Солнце светит, трава касается твоих ног. Ты чувствуешь себя отдохнувшей и счастливой.
Линда хихикнула.
— Маленькие голубые цветочки, — прошептала она.
— Правильно. Красивые цветы.
Она легко вздохнула, и слабая улыбка появилась на ее губах.
— Там, наверху, дверь, выходящая на луг. Ты видишь дверь?
— Да.
Он глубоко вздохнул:
— За дверью твоя прошлая жизнь, Линда.
— Да.
— Я хочу, чтобы ты открыла дверь.
Она нахмурилась, потом, очевидно, сделала то, что он сказал.
— Что ты видишь?
— Большой дом из красного кирпича. Стены увиты плющом.
— Где ты находишься?
— Я в саду.
— Как тебя зовут?
— Констанс Гейл Олден.
— Ты не одна?
— Нет. Со мной Амелия и Уильям.
— Кто такая Амелия?
— Моя сестра, — ответила Линда таким тоном, словно вопрос показался ей глупым.
Из своих исследований Гифф знал, что Констанс и Амелия — близнецы, но не собирался говорить об этом Линде. Пусть она сама делает выводы.
— А кто такой Уильям?
Ее лицо смягчилось.
— Он мой жених, мы обручены.
— Как он выглядит?
— Высокий. У него каштановые волосы и карие глаза. На нем мундир — короткий китель с золотыми пуговицами. Он — самый красивый из всех, кого я видела, — сказала она доверительным тоном.
— Как выглядит Амелия?
— Она похожа на меня, разумеется!
— Расскажи. Я не могу видеть ее.
— У нее белокурые волосы и голубые глаза. Она не очень высокая. Папа говорит, что она хорошенькая.
— Значит, ты тоже хорошенькая.
— Уильям говорит, что я красивая, — гордо сказала она.
— Что делает Уильям?
— Он говорит, что должен вернуться в свой полк на континент. Я не хочу, чтобы он уезжал. — Она надула губы.
— Он скоро уезжает?
— Да.
— Ты любишь его?
Выражение лица у нее изменилось. На лице появилась счастливая улыбка.
— Очень. Когда он вернется, мы поженимся. Отец отдаст нам одно из поместий, в Кенте, недалеко от Дувра. Я люблю море.
— Я хочу, чтобы ты ушла из сада. Рядом, за изгородью, луг. Ты видишь его?
— Да.
— Хорошо. Пойди на луг.
— Хорошо.
— Ты видишь другую дверь?
— Да, вижу.
Гифф вздохнул, поблагодарив Бога за то, что Линда так доверчива и отзывчива. Многие люди возвращаются в прошлое состояние за несколько сеансов. Он узнал об этом за годы своих возвращений в прошлые жизни, узнал, наблюдая за другими. Он не мог вспомнить года, когда бы его не гипнотизировали, не задавали вопросов о прошлой жизни и не исследовали. Это была часть его жизни, и она осталась в Англии. Но Линда, будучи взрослым человеком, полностью взаимодействовала с ним и, очевидно, была готова встретиться со своим прошлым.
— Я пришла, — монотонно произнесла она.
— Что ты видишь?
— Кухню. Мы печем хлеб. Он такой горячий!
— Как выглядит кухня?
— Темная. Закопченная. Все темно и тускло.
— Как тебя зовут?
— Майра.
Он провел ее через две жизни, пока не почувствовал, что она устала. К тому времени он и сам выдохся, но настроение у него было приподнятым, потому что все прошло успешно. С облегчением и одновременно с неохотой он прекратил сеанс. Она могла бы рассказать гораздо больше, но на магнитофон было записано так много информации, что было о чем поразмышлять в течение нескольких дней. Не было необходимости возвращаться в ту, первую, жизнь, когда соединились их судьбы, ей было бы тяжело вернуться в то состояние, он знал это.
Для него было мукой проводить этот сеанс, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Он понимал, что несет ответственность за цепь событий, к которым они вернулись в прежних жизнях. Как ни трудно было встречаться с фактами, он мог рассматривать самое первое событие со своей точки зрения. Линда по-своему расценила бы то, что случилось тогда.
Хотя ему очень хотелось знать все обстоятельства той далекой жизни и, главное, что она думала о нем тогда. Но он не стал бы принуждать ее. Слишком полное возвращение в прежнее состояние может оказаться опасным, привести к истощению физических сил, нарушить психику. Она и так в последнее время находилась в постоянном напряжении.
Прежде чем станет лучше, может быть только хуже.
— Я начинаю считать от десяти в обратном порядке, — сказал Гифф. — Ты будешь медленно просыпаться. Когда я дойду до единицы, ты окончательно проснешься и откроешь глаза. Десять, девять, восемь…
Гифф считал и видел, как оживает лицо Линды. У нее задергался нос, она заерзала в кресле. Ноги, вероятно, еще не отошли, подумал он. У нее был усталый вид.
Он надеялся, что она поймет, о чем он будет спрашивать.
— Один.
Линда открыла глаза и заморгала, с удивлением оглядывая комнату, потом вздрогнула и вытянула ноги.
— Ты что-нибудь помнишь?
— Я помню луг, — тихо и медленно выговорила она.
— Да, я использовал луг, чтобы ты расслабилась. Ты помнишь, что открывала двери на лугу?
Нахмурившись, она потерла виски и закрыла глаза. Потом вдруг подняла голову, посмотрела на него, и такое страдание отразилось в ее сине-зеленых глазах, что было больно видеть это. На ее лице было написано все, хотя она старалась скрыть свои чувства. Он знал, что она вспомнит, даже не нужно включать запись, не нужно уговаривать ее.
Она вспомнила. Он почувствовал, что она узнала правду, и его словно ударило.
— О Господи. — Она встала с кресла.
Он тоже поднялся и взял ее руки в свои. Ее покачивало.
— Все хорошо.
— Нет, — с мукой вырвалось у нее. Она заглянула ему в глаза, и он увидел в ее глазах боль, ее душа, словно открытая рана, раскрылась перед ним. — Мне уже никогда не будет хорошо.