Ирис ведь показала тебе нашу дочь, Сэйру? Она похожа на тебя. Такая же смелая и порой непослушная. Думаю, имя наложило свой опечаток на её характер. Не зря я назвал её в честь тебя. Даже сейчас она напоминает мне о тебе.
Знаешь, в прошлом я хотел быть лучше для тебя. В юности я хотел стать таким, каким ты желала меня видеть. Но был ли в этом смысл? Мы ведь оба понимаем, что нет.
«Когда ты взойдёшь на вершину, весь мир станет твоим», – говорил мне отец. Власть над всем миром я не приобрёл, лишь часть его подвластна мне. И моя сестра тоже мне не принадлежит. Даже отчасти. Наверное, отец ошибался. Но вот ирония, в итоге мы все стали убийцами. Я, Проклятый и даже ты. Думаю, Айвен в глубине души до сих пор ненавидит тебя, ведь ты отняла у неё мать. Но не вини себя, мы все в те годы оказались перед сложным выбором.
Иногда я желаю, чтобы ты никогда не открывала свои глаза, но в то же мгновение корю себя за эти мысли и начинаю страшиться, что тебя, Сара, вновь не станет. Знай: Проклятый приведёт к погибели. Но когда ты окажешься на краю, я буду тебя ждать. Ведь в этом мире всегда есть твой вечно любящий брат.
В горле стоял ком. Вовсе не от того, что я была растрогана. Мною вновь овладели те напряжение и гнев, что я почувствовала в обители Сорель. Лицо Фредерика, движения его губ, когда он кричал мне, что я тоже убийца, опять предстали перед глазами.
Послышался хруст костяшек – я до боли сжала ладонь в кулак. В юности я думала, что знала брата как саму себя, но что теперь? Я будто раз за разом сталкиваюсь с даэвом, чей образ мыслей мне никогда не постичь.
Фредерик будто оправдывал себя в своих глазах, очерняя меня. Раз за разом сквозь строки я видела послание: «Мы похожи. Если ты считаешь грешником меня, то оглянись, тогда и ты такая же. А раз так, то вины моей нет».
«Ты знаешь, что надо сделать». – Он намекал на то, что мне надо вновь использовать печать Сорель? И он будет ждать меня на той стороне?
– Никогда этого не случится! – прошипела себе под нос.
Я не разорвала письмо, даже не сожгла его в пламени. Лишь, распрямив помятую бумагу, вернула его в конверт с мыслью, что если когда-нибудь воспоминания поблекнут или даже исчезнут, а я вновь стану цепляться за былое, то смогу перечитать эти строки, и всё станет на круги своя.
Покончив с письмом, я поднялась и осмотрелась. Жизнь в лагере стала отрезвляющей рекой с прохладными водами: воины Сильфы готовились к завтрашнему отбытию в орден Западных ветров – дальше их глава собиралась проследовать в одиночку, сама Зефирос разговаривала со своим помощником, Зандером. Поразительно низкорослый для даэва, худой, короткостриженный, с глубоко посаженными глазами. Сколько бы я на него ни смотрела за последние сутки, див всегда выглядел хмурым, недовольным чем-то, немного грозным. В конце концов я стала считать, что это его обычное выражение лица. Регис перебирал содержимое своей сумки, братья Рок бродили где-то вдалеке, а Люций…
Если бы я сейчас что-то пила, то точно бы подавилась. Люций Моран, избавившись от верхней одежды, собрав белоснежные волосы в высокий хвост и оставшись в чёрной тонкой тунике с длинными рукавами, но с распахнутым воротом, стоял над котелком, готовя ужин.
Я приблизилась, придирчиво нюхая пар, идущий от котла. Утром Кьярин подстрелил зайца, и теперь его тушка, видимо, варилась внутри.
– Неужели боишься, что я вас отравлю? – насмешливо поинтересовался Люций.
– Где ты научился готовить? – спросила я, хотя даэвов и учили разбираться в травах и жарить мясо на огне. Но нас точно не заставляли делать супы в академии. Даже с тем, что преподавали, многие справлялись неважно, считая это ниже своего достоинства.
Люция мой вопрос ещё больше развеселил.
– Сара, я не всегда мог жить в комфорте. Пару лет я провел в Кервеле. И Азий мне спуску не давал. Мы готовили по очереди.
– Азий?
– Ты его встретила в Кервеле. Престарелый даэв.
Я закивала, понимая, о ком он.
Аромат, который шёл из котелка, заставил желудок заурчать. Я смутилась.
– Хочешь попробовать?
– Нет, – поспешно отозвалась я, видя, как див уже тянется ложкой к вареву. – Я потом, со всеми.
– Уже практически готово, – заверил Моран.
Наблюдая, как он сам пробует то, что приготовил, я позвала его:
– Люций.