— Сотерн, — прищурившись, постановил старик, словно орнитолог, издалека определяющий породу птицы. — Рановато будет для сотерна.
— У меня больше ничего нет.
— Тогда ладно, — согласился сосед.
Адамберг наполнил его бокал и устроился рядом, подставив спину солнечному прямоугольнику.
— Что, собственно, вам известно? — спросил Лусио.
— Что предыдущая владелица повесилась в верхней комнате, — Адамберг ткнул пальцем в потолок. — Вот почему никто не хотел покупать этот дом. Мне лично все равно.
— Потому что вы навидались висельников на своем веку?
— Навидался. Правда, с мертвыми у меня проблем никогда не возникало. Чего нельзя сказать об их убийцах.
— Мы же не о настоящих мертвецах говорим, hombre, а о тех, что не хотят уходить. Она так и не ушла.
— Та, что повесилась?
— Нет, та, что повесилась, как раз ушла, — объяснил Лусио, сделав глоток словно для того, чтобы отметить это событие. — Знаете, почему она покончила с собой?
— Нет.
— Ее свел с ума этот дом. Всех женщин, которые поселяются здесь, губит тень. Они умирают из-за нее.
— Из-за тени?
— Это привидение из монастыря. Не зря же наш тупик назвали Молом чаек.
— Не понял, — сказал Адамберг, разливая кофе.
— Тут был когда-то женский монастырь. В стародавнем веке. Монашкам запрещалось говорить.
— Обет молчания.
— Вот-вот. Тогда говорили «улица молчания». Потом она превратилась в Мол чаек.
— Это никак не связано с птицами? — разочарованно спросил Адамберг.
— Не, это про монашек. «Молчания» труднее произнести. Молчания, — усердно проговорил Лусио.
— Молчания, — медленно повторил Адамберг.
— Вот видите. Когда-то давно одна молчальница осквернила этот дом. Говорят, без дьявола тут не обошлось. Но доказательств нет.
— Где ж они есть, господин Веласко? — улыбнулся Адамберг.
— Можете звать меня по имени. Доказательства есть. Тогда, в 1771-м, состоялся процесс, монастырь опустел, а дом был очищен от скверны. Молчальница называла себя святой Клариссой. Она обещала женщинам за определенное вознаграждение отправить их в рай. Старухи, правда, не предполагали, что отъезд будет незамедлительным. Они являлись с туго набитыми кошельками, и сестра Кларисса, совершив никому не ведомый обряд, перерезала им горло. На ее счету семь трупов. Семь, hombre. На восьмом она прокололась.
Лусио по-мальчишески захохотал, но тут же спохватился:
— С такими чертовками шутки плохи, — сказал он. — Вот, мой укус опять чешется, что за наказание.
Адамберг, спокойно ожидая продолжения, смотрел, как он шевелит пальцами в пустоте.
— Если почесать, становится легче?
— На какое-то время да, потом опять зудит. Вечером 3 января 1771 года одна старушка пришла к Клариссе за билетом в рай. Но ее сын-дубильщик что-то заподозрил и, будучи страшным скупердяем, потащился за ней. Он-то и прикончил святую. Вот так вот, — Лусио изо всех сил трахнул кулаком по столу. — Буквально расплющил ее своими лапищами. Вы внимательно слушали?
— Да.
— А то я могу начать сначала.
— Нет, Лусио, давайте дальше.
— Только эта сука Кларисса так и не ушла отсюда насовсем. Потому что ей, видите ли, было всего двадцать шесть лет. Зато всех женщин, которые жили тут после нее, выносили вперед ногами. Они умирали страшной смертью. В шестидесятые годы, до повесившейся Мадлен, здесь жила мадам Жене. Она ни с того ни с сего выкинулась из окна второго этажа. А до мадам Жене, во время войны, некая Мари-Луиза сунула голову в печку — так ее и нашли. Мой отец знал их обеих. Хорошего мало.
Мужчины разом покачали головой, Лусио Веласкес — с серьезным видом, Адамберг — не без известного удовольствия. Комиссару не хотелось огорчать старика. И в сущности, его история с призраками им обоим была весьма кстати — они посмаковали ее с видом знатоков, пока она не растаяла как сахар на дне кофейной чашки. Ужастик со святой Клариссой в главной роли взбодрил Лусио и на мгновение отвлек Адамберга от банальных убийств, которыми он занимался. Призрак этой дамочки показался ему куда более поэтичным, нежели два вполне реальных парня, зарезанных на прошлой неделе возле Порт-де-ла-Шапель. Еще немного, и он бы рассказал Лусио об этом деле, потому что у старого испанца, похоже, на все был ответ. Ему нравился этот серьезный однорукий остряк, вот только радио безостановочно бубнило у него в кармане. По знаку Лусио он снова наполнил его бокал.
— Если все убиенные слоняются в пространстве, — заговорил Адамберг, — сколько же тут у меня привидений? Святая Кларисса плюс семь ее жертв? Плюс две женщины, которых знал ваш отец, плюс Мадлен? Одиннадцать? Или больше?