17
«И увидел Я что это хорошо…»
Голубика и морошка на низине, олененок
перламутровые рожки опустил и щиплет мох
и оливками глаза его с каймою всполохов:
Лестница в небо там где ты не был, Бог.
Медная глина в трещинах черных, белое солнце
расплющщены кроны, оранжевый львенок, на холке
верблюда так пего, и иссине-синие полосы зебры:
Лестница в небо там где ты не был, Бог.
Клеканьем пение бабы бездонной об звоны косы
на лоскуты бурой в испарине пашни под шаром
червоным в цвету васильковом ложится… все…Домик!
И лестница к гнездам там где ты создал вакуум
Бог.
18
«Однажды какая под дубом»
Однажды, какая под дубом,
в старинном парке
не добежав в авто до Дома[1]
на речке «Карповке»
я вдруг взглянул натужась вверх
в весенний воздух
передо мной стоял, во-первых,
дуб с глазом-мозгом
а по краям его в охапку
ресницы-розги,
под очень странными углами
висело небо,
а во вторых рядах, за дубом
Бугру с колхоза
за корешок в тепле давала
цель жизни Роза,
склонив пожухлую головку,
в «пальто» — занозы.
Я очень классно удивился
как-будто Бродский
и покраснев потупил взгляд
на лужу плоскую
она даря траву-мочало
ледком подернувшись
как много лет тому назад,
молчала…
— «Мама»!..И я заплакал…
Мозг заворчал:
«Блок
тут же
какал.»
19
«Предчувствие сенсации» (исповедь папарацы)
Залив, ряды рыбацких сетей. Темнеет. Банька.
Да в соснах ветер. Фосфоритически луна
об днища лодок, что перевернуты, конечно, в воду
эфира неба, глядит, глядит — желток на беже
блеснет вдруг молния стеблем, в излом, коленом
переходя в бутоны астры на верху неба, и освещая
дорожку к Раю от стекла, в хрустальной вазе
да криво плачущую иву у самой глади, и облачкА
они уложены зефиром, в прямоугольнейшей коробке
Бог вдалеке, на горизонте, сидит на пробке
бутылки с Джином, упавшей с Огненной земли
на бок гольфстрима, в пучки завязанные сны
в верхушках сосен, да волны (их в воду бросили)
плывут к дощатому причалу, спадают хлюпнув
мотая в стояки у дна мочало — морскую брюкву
в песке, у илистой полянки лежит колечко
У баньки пес сторожевой, в овечьей шкуре
Бог с посохом, бежит на встречу, кудахчут куре
далiко… Сейчас что-то будет.
20
«Прощанье, на шару»
Догорает в камине компьютер-тетрадь
и змеиный язык распускает огонь
обжигая бересту до в стиле «ампир»
статуэтки «Венера на Клоне».
Затекает пластмасса цевьем в сапоги
застывая броней ахилесовых пят
На камине бакс стелет дорогу часам
и обратно бежит циферблат.
Ты забудь меня Русь у камина в степи
пепелище, труба — мой языческий Бог
Образ Тени колышет пусть в пятом углу
и плющем по земле люд-горох….
Ты прости меня, Родина, — еб твою Мать!
Мать — Надежду в рот маковых Роз
положить не забудь на могилку мою,
на отныне и там говна воз.
Истлевает от жара гробов моих рать
шевелясь паутинами крыл
из трубы, на шару, поднимаюсь студясь
на гору, что себе я сам вырыл…
21
«Поэтам в Рио визу не дают»
Великой тайной жизни окружОн
я, следуя за тенью древних стен
по кругу, чуть касаясь их плечом
по колее от дышащих машин
сбиваясь на трусцу когда темно
становится — то солнце за крестом
взлетая над травою на вершок
когда стучится в спину мой мешок.
Бегу за очертанием своим
столь юным, столь беспечным, молодым
Встал. Выпил из горла портвейну «Херес»!
Кричу: «Свободу Анжеле Дэвис!»
И тени разбежались по святым!
И стены отвалили мне кирпич!
Я кинулся в фонарь на Брайтон Бич
Из Питера! В аптеку! Скипидару!
Я жизни предпочел смертельный шик
пробежки вдоль наклоненной стены
по кОлее от Дела до Молвы.
Составь мне Ведьма в рио-рито пару.