Направляюсь к своему месту в последнем ряду. Перешагиваю сумку, которую Стейша Миллер нарочно положила у меня на пути, и старательно игнорирую ее традиционное приветствие.
— Лу-узерша! — выпевает она вполголоса.
Усаживаюсь за парту, всовываю в ухо наушник, опять натягиваю капюшон, плюхаю рюкзак на соседний стул и жду, когда появится мистер Робинс.
Мистер Робинс всегда опаздывает — главным образом потому что любит на перемене приложиться к серебряной фляжечке. Ну, это оттого что на него жена постоянно орет, дочка считает неудачником, и вообще все в жизни паршиво. Мне об этом стало известно в первый же день в новой школе, когда я передавала ему свои документы и случайно задела его руку. Теперь, если нужно что-нибудь ему отдать, я просто кладу это на край учительского стола.
Я жду, закрыв глаза, спрятав руки в рукава и переключив плейер с вопящего Сида Вишеса на что-то помягче, мелодичнее. В классе максимальная громкость не нужна. Здесь психическая энергия не так сильно бушует — может, из-за того, что на одного учителя приходится меньше учеников.
Я не всегда была уродом. Раньше я была нормальным подростком. Бегала на школьные дискотеки, влюблялась в знаменитостей и страшно гордилась длинными белокурыми волосами — мне тогда и в голову бы не пришло стягивать их в хвостик и прятать под капюшоном. У меня были мама, папа, младшая сестренка Райли и очаровательный желтый лабрадор по кличке Лютик. Я жила в чудесном доме, в приятном районе города Юджин, штат Орегон. Меня все любили, я была счастлива и не могла дождаться, когда начнется первый учебный год в старшей школе — меня только что выбрали капитаном команды болельщиц. Жизнь моя была полна, выше — только небо. Жуткая банальность, и в то же время — совершенная правда, как это ни смешно.
Впрочем, дальнейшее я знаю понаслышке. После аварии отчетливо помню только одно: как я умерла.
У меня случилась, что называется, «клиническая смерть». Только, можете мне поверить, никакая она не клиническая — самая что ни на есть настоящая. Вот только что мы с сестрой сидели на заднем сиденье папиного компактного внедорожника, голова Лютика лежала у Райли на коленях, хвост собаки мягко постукивал меня по ноге, а в следующий миг, хоп — надулись воздушные подушки, машина — всмятку, а я смотрю на все это со стороны.
Смотрю я, значит, на все это безобразие — осколки стекла, искореженные дверцы, передний бампер стиснул сосенку в смертельном объятии — и понять не могу, что же такое произошло, а сама молюсь: хоть бы наши были живы, успели выбраться, как и я. Тут слышу знакомый лай, оборачиваюсь и вижу: они все бредут куда-то но дорожке, а Лютик, виляя хвостом, скачет впереди.
Я за ними пошла. Поначалу бегом — все старалась догнать, а потом приотстала: захотелось прогуляться по огромному душистому лугу, где деревья словно пульсируют, а цветы трепещут. Только глаза пришлось зажмурить, а то вокруг все расплывалось в сияющей бликами и отсветами дымке.
Я все говорила себе: совсем чуть-чуть погуляю и побегу за ними. А оглянулась — только и успела увидеть, как они улыбаются мне и машут руками, а потом шагнули на мост и вмиг исчезли.
Как я перепугалась! Кидаюсь туда, сюда — а вокруг все одинаковое: белое, теплое, сияющее, мерцающее… Вечный прекрасный дурацкий туман. Я упала на землю, меня колотил озноб, я вся дергалась, корчилась, плакала, кричала, ругалась, умоляла, обещая невесть что, хоть и знала, что никогда ничего не смогу исполнить.
А потом вдруг слышу, кто-то говорит:
— Эвер? Тебя так зовут? Открой глаза и посмотри на меня.
И тут я выплыла на поверхность. Назад, туда, где только боль, и горе, и что-то мокрое и горячее на лбу. Я уставилась на склонившегося надо мной парня, прямо в его темные глаза, и прошептала:
— Я — Эвер…
И опять потеряла сознание.
Глава 2
За пару секунд до того как мистер Робинс войдет в класс, я сбрасываю с головы капюшон, выключаю плейер и делаю вид, что читаю книгу. Даже глаз не поднимаю, когда учитель говорит:
— Ребята, это Деймен Августо. Он приехал к нам из Нью-Мехико. Так, Деймен, садись на свободное место — вот там, в заднем ряду, рядом с Эвер. Будете вместе заниматься по ее книге, пока у тебя нет своего экземпляра.