Мария отвыкла от Москвы и от работы по специальности: в посольстве она в основном занималась детьми и немного работала переводчиком. Дети научились свободно говорить на испанском; удалось объехать почти всю страну; но напряжение в обществе росло с каждым днем, и рисковать детьми не хотелось, поэтому ограничивались нечастыми вылазками в город, на небольшие экскурсии и на океанские пляжи. В Патагонии и на Фолклендах, хотя и очень хотелось, побывать не успела. Мария очень полюбила эту прекрасную страну, ее людей, ей очень нравились горы и острова, побережье и джунгли. Она сожалела, что пришлось уехать, мечтала вновь вернуться сюда, и надеялась, что надолго. Здесь она чувствовала себя почему-то дома, спокойно и радостно. Через год после их отъезда в Аргентине пришла к власти хунта, и надежды на скорое возвращение рухнули.
Пришлось обживаться в Москве. Квартира на Ленинском вновь ожила, дети пошли в школу. Мария, после недолгой стажировки, приступила к работе в прокуратуре. Работа была сложной, требовала много времени и высокой ответственности, так что Мария с головой погрузилась в работу. Детьми занималась помощница Елизавета Николаевна: ее задачей было накормить ребят после их возвращения из школы и проследить, чтобы разъехались по кружкам, спортивным секциям и музыкалкам. Занималась она, в основном, близнецами: Михаил, оставшийся в Москве у дедушки с бабушкой, прижился там и появлялся дома редко.
Надежда много времени проводила в физмат-школе при МГУ: до Ленинских гор было недалеко от дома, так что дома обычно отсутствовала. Каждый занимался своим делом, нагрузка у каждого была серьезная, и правило семьи Ш.: читать классиков только в оригинале, в семье свято соблюдалось. Дети очень любили Владимира, младшего брата Марии, и в немногие свободные часы стремились пробраться в архивы и библиотеки, где дядя Володечка, как ласково его называли близнецы, постоянно пребывал.
В 1977 году Владимира К., наконец, утвердили на постоянную должность начальником отдела связи в посольстве СССР в Токио; он, получив небольшой отпуск, приехал за женой и детьми. Михаил, их старший сын, закончивший школу годом ранее, учился в Первом медицинском. Никто не сомневался, что он станет врачом: о своем намерении немногословный Миша заявил еще в семилетнем возрасте, и с тех пор его слова не расходились с делом: учился он хорошо, поступил вне конкурса, как медалист, и первый курс закончил не только на все пятерки, но еще и старостой группы. Летом он собирался работать в Первой градской больнице, и только прямой приказ деда заставил его, по семейной традиции, поехать с ними на Кубань и в Крым. Впрочем, и здесь Михаил остался верен себе: через три недели он уже был в Москве и трудился простым санитаром в больнице.
Здесь же его застал приехавший на конференцию стоматологов дядя Женя, остановившись, как обычно, в квартире брата на Ленинском. Коллеги-медики, что называется, нашли друг друга: с тех пор Михаил и Евгений постоянно общались, вместе проводили свободное время и Евгений полюбил его, как родного сына; гордясь его успехами, вникая во все трудности и проблемы парня.
Надежда заканчивала восьмой класс и не могла ехать с матерью в Японию: школа при посольстве не предусматривала обучение после 8 класса. Однако Григорий Васильевич хлопотал лично, и по запросу посольства Надежде разрешили учиться в японской школе: она по возрасту попадала в выпускной класс средней ступени, после которого, если успешно закончит, могла попробовать поступить в школу старшей ступени. Особого желания обучаться там Надежда не выразила, но, послушная воле родителей, срочно приступила к изучению японского языка. Зная шесть языков, это было не слишком сложно, хотя новая языковая система и новая парадигма письма не были, конечно, легкими в изучении. Мария и близнецы занимались вместе с Надеждой, но близнецам предстояло учиться в русской школе при посольстве и на территории самого посольства, поэтому нагрузка на них была облегчена.
Впрочем, их обучение было не менее успешным, и перед отъездом они уже довольно сносно общались с великолепным репетитором Анелей Петровной Яхницкой, а также освоили небольшие простенькие диктанты кандзи.
Надежда, очень требовательный к себе перфекционист, буквально погрузилась полностью в изучение японского, часами сидела в лингафонном кабинете, показывая чудеса усидчивости и упорства: к отъезду она уже могла читать и понимать устную речь, а также осваивала статьи в научных журналах, предоставленные Анелей Петровной. Та не могла нахвалиться, заверяя Марию, что настолько ответственного человека, как Надежда, еще не встречала.