— И при коммунизме. Вопрос в том, что́ это за собственность и каково отношение к ней человека. Одно дело, если вы станете служить ей, и совсем другое, если она — вам.
— Вам, конечно, виднее... — с сомнением проговорил Антипов. — Только все равно, за какие шиши я дом построю?
— Насчет этого вы не беспокойтесь, — сказал директор. — Завод вам поможет...
— Только мне?
— Нет, всем застройщикам. Исполком выделяет участки, банк дает долгосрочные ссуды, а мы поможем стройматериалами, транспортом.
— Соглашайтесь, Захар Михайлович! — улыбаясь, сказал Сивов.
— Вас послушаешь, так и согласишься. Не знаю прямо. Поговорю с дочкой и с зятем.
— И не тяните. Немедленно подавайте заявление в завком.
Дома Антипова дожидались вчерашние «гости» — управхоз, участковый и еще представитель нотариальной конторы, который торжественно объявил, что Анна Тихоновна завещала все свое имущество внучке Захара Михалыча.
— Однако, — заглядывая в бумаги, бубнил монотонно представитель нотариальной конторы, — поскольку наследница, гражданка Антипова Наталья Михайловна, является несовершеннолетней, согласно волеизъявлению покойной и на основании закона, вы, гражданин Антипов Захар Михайлович, назначаетесь опекуном. Сейчас мы составим протокол о передаче вам прав наследования, как того требует законодатель...
— Да ничего мне не надо! — заявил Антипов раздраженно.
— Чудак-человек! — удивленно сказал управхоз, пожимая плечами. — Вчера спорил за какую-то несчастную детскую кровать, а сегодня от всего отказывается! Вот и пойми людей.
Антипов угрюмо посмотрел на него, и управхоз замолчал, отступив на всякий случай в угол.
— Ваше желание или нежелание принять права наследования, — опять забубнил представитель нотариальной конторы, точно продолжал читать бумагу, — не имеет законной силы, так как полноправной наследницей имущества гражданки Зуевой являетесь не вы, а ваша внучка, если не ошибаюсь?.. Однако, если вы не согласны взять над нею опекунство, что предусмотрено законодателем...
— Оформляйте, только, ради бога, скорее. Мне все равно. — И вдруг спросил: — А у Анны Тихоновны нет никаких родственников?
— Прямых наследников, которые могли бы в законном порядке оспорить завещание, не имеется. Кроме того, к завещанию приложено медицинское освидетельствование, являющееся бесспорным основанием...
— Я все понял.
— В таком случае вам необходимо лично явиться в нотариальную контору, имея при себе паспорт, справку с места жительства и свидетельство о рождении наследницы, а также документы, подтверждающие, что наследница приходится вам внучкой.
— Где же я возьму эти документы?
— У меня получите справку, — сказал управхоз. — И завтра же, товарищ Антипов, попрошу освободить комнату от вещей.
— Освободим, — легко согласился Антипов.
— А... — заикнулся управхоз. Он не ожидал столь быстрого согласия.
— Освободим! — повторил Антипов.
Во все время этого разговора Клава не проронила ни слова, а когда все покинули квартиру, снявши с двери печати, она сказала:
— Куда же мы денем столько вещей, отец?
— Перенесем пока в нашу комнату. Что не войдет, в прихожей оставим.
— Почему «пока»?..
— Почему?.. — Он вздохнул. — Дом будем строить. Свой.
— Какой дом, ты что, отец?
— Обыкновенный, на берегу реки. — И пересказал разговор с директором и секретарем парткома. — Конечно, — добавил, подумав, — если вы с Анатолием согласны.
— Но это же замечательно! — обрадовалась Клава. — Я всю жизнь мечтала, чтобы у нас был свой собственный дом! Чтобы три... Нет, четыре комнаты, веранда...
— На кой ляд нам четыре комнаты?
— Смотри: нам с Толей одна, Татьяне с Наташкой, тебе и общая.
— И то верно, — покачав головой и улыбаясь, сказал Захар Михалыч. — И все-то у тебя рассчитано, все-то разложено...
— Ой! — испуганно воскликнула Клава. — Где же мы денег возьмем?
— Ссуду дают.
— Ура! — закричала Клава и, подхватив на руки Наташку, закружилась с ней.
— Не дури, слышишь? — строго сказал Антипов. — Нельзя тебе.
А по правде говоря, был он доволен и жалел сейчас об одном только, что не дожила до этого дня Галина Ивановна. Сколько они мечтали о собственном домике, когда ютились по чужим углам, да и после уже, когда получили государственную комнату, мечты своей не оставляли. Случалось, и завидовал Захар Михалыч скрытно тем, кто жил в собственных домах. Видно, все-таки сохранилась в нем какая-то толика, доставшаяся от предков, пристрастия к земле, и так иногда хотелось ему иметь, пусть бы и небольшой, огородик, садик, где бы он мог после работы на заводе отдохнуть душой. Осуществляется мечта... Будет у них свой дом. И сад, и огород. Внукам раздолье, а ему под старость радость огромная. И представлял Антипов уютный зеленый дворик, похожий на тот, где живет докторша невесткина, Елена Александровна, аккуратные, чистенькие дорожки, светлые голубые наличники на окнах, и явственно слышал запах нового дома, и как поскрипывают не слежавшиеся как следует половицы под ногами, и даже как стучит, звонко и дробно, по железной крыше дождик, а они всей большой семьей сидят возле топящейся печки, в которой трещат дрова, и он, уже старик совсем, рассказывает внукам о далеком-далеком прошлом, а Клавдия и Татьяна вяжут, например, что-нибудь или шьют обновы детишкам...
И потом, когда не станет его, по-прежнему будет стоять на берегу реки антиповский дом. Вырастут деревья, которые он непременно посадит вокруг, и кто-нибудь из внуков, а может из правнуков, скажет детям своим: «Это сажал еще прадедушка!»
Дом, он и есть дом. В нем не просто рождаются и умирают. В нем — всегда продолжение фамилии, рода, потому что дом не бросают, из него не уходят.
Птица и та каждую весну возвращается к своему гнезду...
— Дедушка, — сказала Наташка, прерывая размышления Антипова, — а ты возьмешь собачку?
— Собачку? — не сразу понял он.
— Маленькую-маленькую и не кусачую.
— Возьмем, — пообещал он.
— И кошку, — сказала Клава. — А то вдруг мыши заведутся.
— Ладно, пусть и кошка будет, — согласился Захар Михалыч.
— Она не царапается? — спросила Наташка.
— Нет, внучка. Не царапается.
— Тогда я возьму ее спать к себе.
ГЛАВА XXIX
Первой в цехе Анатолия поздравила Артамонова.
— Выходит, Анатолий Модестович, вы теперь мое прямое и непосредственное начальство! Так, кажется, говорят в армии?
— Это не имеет значения, Зинаида Алексеевна.
— Надеюсь, мы по-прежнему останемся добрыми друзьями? Или вы не зачислили меня в свои друзья? — Она усмехнулась со значением. Дескать, хоть вы и стали моим начальством, а все же я сильнее вас, потому что женщина. К тому же женщина красивая, обаятельная. — Что же вы молчите?
— Я тоже надеюсь, — сказал он.
— Разумеется, я не настаиваю на нашей дружбе, не навязываюсь к вам в друзья... — Она опять усмехнулась. — Но, знаете ли, приятнее и легче работается, когда люди понимают друг друга.
— Согласен.
— А мне показалось... Очень приятно, что я ошиблась. Вы всегда такой строгий, недоступный... — Теперь она улыбнулась нежно.
А он покраснел и, пробормотав что-то невнятно, хотел было уйти.
— Уже убегаете! — Артамонова сделала вид, что ее обидело это.
— Дела.
— Ох, дела, дела!.. Я вас поздравила, Анатолий Модестович. Поздравьте и меня.
— С чем?
— С днем рождения.
— Поздравляю, Зинаида Алексеевна! Сколько же вам исполнилось?
— Разве об этом спрашивают у женщин?!
— Простите... Я ведь и так знаю, что восемнадцать.
Артамонова громко рассмеялась.
— Никогда бы не подумала, честное слово, что вы способны льстить! Ну, спасибо. А исполняется мне, между прочим, двадцать шесть. Старушка уже.