— Я по-русски сказал, припусками. Если у вас нет других дел, прошу извинить, некогда.
— Черт с тобой, зайду на днях, потолкуем.
— Милости прошу.
Он положил трубку и вынул из стола заявление Артамоновой. Перечитал еще раз и написал в левом верхнем углу: «Возражаю». Потом вызвал табельщицу и велел пригласить Зинаиду Алексеевну.
Она пришла тотчас, словно ждала, когда ее позовут. На ней было вчерашнее темно-зеленое платье с глухим воротником-стойкой, которое очень выгодно смотрелось на ее ладной, подтянутой фигуре. Несмотря на свои почти сорок лет, она казалась молоденькой девушкой.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Я не могу удовлетворить вашу просьбу, — сказал Анатолий Модестович. — Вот, возьмите заявление. Можете обратиться к директору завода, это ваше право.
Она прочла резолюцию и, пожав плечами, тихо сказала:
— Глупо. Вы сами отлично понимаете... — Она закусила губу и скомкала заявление.
— И еще... Прошу извинить меня.
— Не надо! — Голос ее дрогнул, но больше ничем Зинаида Алексеевна не выдала своего волнения. — А заявление... — Она разжала пальцы, бумажный комок упал. — Я напишу новое, и вы подпишите.
— Нет.
— Вы же взрослый человек, не будьте мальчишкой!
— Думайте обо мне что хотите, но отпустить вас я не могу.
— Вы что-то надумали? — встревожилась она.
— Собираюсь повзрослеть.
— Похвальное стремление, только не нужно при этом делать глупостей. Их и без нас достаточно наделано в этом мире.
— Тем более, — сказал он. — Одной глупостью больше, одной меньше, какое это имеет значение? На днях меня примет по нашему делу главный инженер...
— По вашему делу, Анатолий Модестович. По вашему.
— По нашему, — повторил он. — Если случится так, как предполагал Николай Григорьевич, я не стану отказываться. Следовательно, вам нет нужды увольняться.
— Остроумно. Ну, а если никаких предложений не последует? — Она пронзительно смотрела на него, смотрела так, словно хотела убедиться, что перед нею самый ординарный, самый обыкновенный мужик, который не достоин даже мимолетного внимания.
— Тогда... — Он поднял глаза. — Тогда уйду с завода я.
— Вы это придумали в одиночку или вам кто-нибудь помогал? Господи, до чего все пошло, гадко, мерзко! — Она закрыла руками лицо. — Раскисла сентиментальная баба, любви ей захотелось!.. Другая на моем месте утопилась бы или удавилась, а я и этого сделать не могу.
— Успокойтесь, во всем виноват я, — поднимаясь, сказал Анатолий Модестович.
— В чем, в чем вы виноваты?.. Перестаньте играть роль благородного рыцаря, вам не идет.
Кажется, она искала способа оскорбить его или хотя бы разозлить, вызвать в нем озлобление против себя, а он смотрел на нее и любовался ею. В гневе Зинаида Алексеевна была еще красивее...
— Ладно, я потом напишу новое заявление, а пока разрешите мне взять на три дня отгул. У меня накопилось.
— Пожалуйста.
— Спасибо и на этом. Можно идти?
— Зачем вы спрашиваете?
— Видите ли, меня с детства учили хорошим манерам, — проговорила она, поджимая губы. — А вы пока еще мой начальник. Так могу я идти?
— Идите, — устало сказал он и сел.
ГЛАВА IX
Главный инженер Харитонов был человеком мягким, обходительным. В отличие от директора он никогда не повышал голос, не объявлял взысканий, держался со всеми одинаково ровно, доброжелательно. Крупный специалист-металлург, уже занимая пост главного инженера, он заочно окончил машиностроительный факультет, что многим казалось ненужным чудачеством. И еще он обладал редким свойством, так недостающим большинству людей, — умел слушать. Не просто слушать, но прислушиваться к разумным советам и предложениям. Он видел перспективу, жил как бы в завтрашнем дне, что, собственно, и требуется от главного инженера. Текучка не заедала его, потому что Харитонов доверял людям, своим помощникам.
Придя к нему, Анатолий Модестович начал было раскладывать на столе бумаги — расчеты, эскизы, аккуратно и добросовестно выполненные в основном Зинаидой Алексеевной. Главный косо взглянул на эти приготовления, посмотрел на часы и спросил вежливо, нельзя ли ограничиться устным объяснением.
— Извините, но у нас всего двадцать минут.
— Хорошо.
— Тогда я слушаю. — И он откинулся на спинку кресла.
Анатолий Модестович был взволнован и потому говорил сумбурно, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, начинал излагать новые соображения, не закончив прежней мысли. Ему казалось, что главный не слушает его, а дремлет, потому что сидел Харитонов спокойно, не шевелился, не перебивал и ничего не уточнял. При этом глаза его действительно были полузакрыты. Однако он не дремал, но с интересом слушал.
— У вас все? — спросил он, когда Анатолий Модестович замолчал и стал как попало запихивать бумаги в портфель.
— В общих чертах.
— Судя по всему, вы проделали большую работу.
— Кое-что, — поскромничал Анатолий Модестович. — Мы вместе с Артамоновой.
— Это начальник вашего техбюро, кажется?..
В это время в кабинет вошел директор завода. Он поздоровался с молодым Антиповым и спросил у главного:
— Не помешаю, Сергей Яковлевич?
— Напротив, Геннадий Федорович. У Анатолия Модестовича интересное предложение...
— Ну-ну! — поощрил директор.
— Предлагают...
— Простите, Сергей Яковлевич, я понял так, что предлагает Антипов.
— Вдвоем, с Зинаидой Алексеевной Артамоновой.
— Ясно. И в чем же дело?
Главный в нескольких словах пересказал то, что сам услышал от Анатолия Модестовича. Выслушав, директор подошел к столу, полистал бумаги. Один какой-то эскиз рассматривал особенно внимательно.
— Любопытно... Скажи, Антипов, тебе давно эта мысль пришла в голову?
— Я собирался на эту тему защищать диплом. — Он смутился.
— С кем-нибудь советовался?
— С Артамоновой...
— А с Кузнецовым? — спросил директор, не спуская глаз с Анатолия Модестовича. — Выкладывай, выкладывай!
— Советовался.
— Я так и знал! Сукины дети, прохвосты!.. — Он снова подошел к столу, взял бумаги, подержал их, как бы взвешивая, и бросил: — Ну так что тебе посоветовал уважаемый Николай Григорьевич?
Харитонов молчал, не понимая, что происходит.
— Я жду! — потребовал директор.
— Не помню, — проговорил Анатолий Модестович отворачиваясь. — У нас был мимолетный разговор...
— Тайны Мадридского двора, — загремел директор, расхаживая по кабинету. — Заговор обреченных! Черт знает что!.. Академики, понимаешь ли, собрались в инструментальном. Да твое предложение сегодня не стоит выеденного яйца! — сказал он со злостью. — Новый инструментальный цех решено строить в первую очередь. Мы будем обеспечивать инструментом не только себя, а всю отрасль. Из-за тебя и этой, как ее?.. Напомни-ка!
— Артамонова, — подсказал главный.
— Мы потеряли нужного человека!
— Зинаида Алексеевна ни при чем, — осмелился возразить Анатолий Модестович. Он чувствовал, как пол буквально уходит у него из-под ног. — Я попросил ее помочь...
— Нашел референта в юбке! А я вот возьму и выкину к чертовой матери обоих с завода! И тебя и эту юбку.
— Пожалуйста, — сказал Анатолий Модестович.
— Бежать?.. Не выйдет! Назначу куратором по строительству с подчинением какому-нибудь прорабу, ты у меня побегаешь! — Он погрозил пальцем. — Распорядились, все рассчитали... Иди! — приказал он. — Иди и подумай.
Анатолий Модестович хотел было собрать оставшиеся на столе бумаги, однако главный остановил его:
— Пусть будут у меня, — мягко сказал он. — Я посмотрю дома. Может, что-то пригодится. На проектировщиков, как говорится, надейся, а сам не плошай. Они и в новом цехе такого наворочают, что потом не расхлебаешь.
Анатолий Модестович вышел от Харитонова подавленный, пристыженный. Положение хуже не придумаешь. Хотел сделать подарок заводу, а получилось, что его идея никому не нужна. И не в том дело, что он опоздал, а в том, что был слишком самоуверен...