Вагон покачивался мягко, равномерно, и эта равномерность убаюкивала. Женщина перепеленала ребенка, и он успокоился. Только чмокал губами, засыпая.
— Вы воевали в этих местах? — спросила женщина.
— Проезжал.
— У нас в Старой Руссе все-все было разрушено. Я-то, конечно, не помню...
— Вы из Старой Руссы? — почему-то обрадовался старик Антипов.
— Ага. И мои родители там родились...
— Потомственные, стало быть?
— Потомственные! Я в землянке родилась.
— Почему в землянке? — не понял он.
— После войны-то сначала в землянке жили, потом времянку построили, а в дом переехали шесть лет назад. — Женщина вздохнула.
— Свой дом?
— Был! — сердито ответила она. — Теперь сносить хотят. Всю улицу будут сносить. Мучились, мучились...
— А зачем сносить, когда дома, выходит, новые совсем? — удивился старик Антипов.
— Пятиэтажные, панельные построят.
— С удобствами, значит, — сказал он.
— Ну их, эти удобства.
— Как же, как же! — возразил старик Антипов. — Ванна своя будет, вода горячая...
— Дадут какую-нибудь живопырку малогабаритную, семью расселят по разным домам!
— А семья большая?
— Считайте: отец, мать, бабушка, я с мужем и ребенком, брат...
«Вот как у людей, — позавидовал он. — Живут все вместе, радуются, что семья большая, а тут...»
— А может, и правда лучше с удобствами? — неуверенно проговорила женщина. — Центральное отопление, газ обещают провести... — Она смотрела пристально, точно он умел и мог разрешить ее сомнения. — Вы тоже в Руссу едете?
— Да.
— В санаторий, наверно?
— Мне еще дальше, за Старую Руссу, — сказал он.
— Куда?
— Пойду покурю. — Ему не хотелось отвечать на этот вопрос, потому что, ответив на него, пришлось бы отвечать и на другие.
В тамбуре он подряд выкурил три папиросы, и курил бы еще, если бы не проводница, вышедшая пошевелить в топке.
— Фу! — поморщилась она, разгоняя руками дым. — Начадил-то, дед!.. Шел бы себе в нерабочий тамбур, а здесь нечего торчать. Не положено.
— Извините, — пробормотал старик Антипов.
— А что мне твои извинения, от них воздух чище не станет. Старый, помирать пора, а все травишь легкие никотином. Газеты, дедушка, надо читать.
Он промолчал и вернулся в вагон.
Женщина спала, прижав ребенка. Старик Антипов осторожно сел на свое место и снова прилип к окну. Однако мысли его были далеко, и он ничего не видел за окном, смотрел, словно в пустоту.
Он перебирал в уме дела, которые необходимо сделать в ближайшее время.
Нужно, пожалуй, побывать у Натальи, посмотреть, как она устроилась в Белореченске, Вообще интересно побывать там. Может быть, жива докторша, которая лечила Татьяну... Не забыть бы привести в порядок могилу Анны Тихоновны, подправить забор дома и залатать крышу — стала протекать над большой комнатой. Починить завалинку, покрасить лодку...
Старик Антипов искал дела, обязательные и не очень, потому что перед отъездом решил: переделает все и отправится на Урал, и знал, что это будет последняя его поездка, последнее важное дело, а после уж можно спокойно ждать конца...
Незаметно и он задремал, а когда очнулся, поезд подходил к Старой Руссе.
— Вам на автобус? — спросила женщина.
— Не знаю, — признался он. — Наверно. Мне в деревню Большие Горелики.
— Не слыхала такой.
— Спрошу у кого-нибудь.
Тут же в вагоне нашелся человек, который объяснил, как добираться в Большие Горелики, и старик Антипов, попрощавшись с женщиной, пошел на автобусную станцию.
Ему повезло: автобус отправлялся через полчаса. Правда, он не заезжал в Большие Горелики, нужно было выйти у развилки, от которой, как сказала кондуктор, «рукой подать до этих Гореликов».
— Прямо по проселку и ступайте, — объяснила еще она. — Попутчиков вам нынче нет что-то...
— А с вечерним рейсом все вертаются, — подсказала какая-то старушка. — Ну, не заблудится, однако. Там примета видная есть: могила братская у развилки.
Старик Антипов ступил на обледенелую землю. Недолго постоял, покуда автобус скрылся за поворотом, хотел закурить, но не смог — ветер был сильный, задувал огонь, потом подхватил чемодан и свернул на проселок...
Он не беспокоился, что Матвеева может не быть в живых, что в деревне забыли о Татьяне и некому будет показать ее могилу. Такого в русских деревнях не бывает, да и Матвеев едва ли старше его самого. Отчасти и поэтому он не сообщил о своем приезде, а главное — зачем? Не в гости собрался, но чтобы отдать долг совести.
Проселок тотчас, едва отделившись от шоссейной дороги, окунулся в лес. Ветер стал потише, и старик Антипов, повернувшись к ветру спиной, закурил.
Тут он и увидал на маленькой поляне, окруженной березами и пушистыми молодыми елками, голубенькую светлую ограду, в центре которой — увенчанная звездой — стояла пирамидка...
Старик Антипов бросил папиросу и затоптал ее.
К ограде вела тропинка, и он ступил на нее. Сердце его билось неровно и часто, дрожали руки и отчего-то бил озноб. Он догадался, что это и есть могила Татьяны.
Оставив чемодан за оградой, старик Антипов вошел вовнутрь.
Он не ошибся — это была могила невестки. Ее и Трохина.
Внутри ограды тщательно прибрано, выметено, а у основания пирамиды лежали свежие еловые ветки.
Скорбно стоял в молчании старик Антипов, держа в руке шапку. Долго стоял, позабыв обо всем на свете, не только о времени, которое не останавливается, не движется вспять, отчего живые и боятся его, а для мертвых его не существует вовсе.
Он знал, что нужно что-то сказать. Например, что дочка Татьяны, а его внучка давно выросла, стала взрослой, живет самостоятельной жизнью, что он сделал для Натальи все, что должен был сделать: вырастил человеком, привил ей любовь и уважение к труду, к работе, научил, как умел, слышать, чувствовать и понимать боль других людей, их тревоги и заботы...
А он молчал. У него не было слов.
— Дяденька, вы кто? — раздался за спиной детский голос, и был он звонок от мороза.
Старик Антипов медленно повернул голову. На тропинке, вблизи ограды, стояли две девочки и мальчик. Им было лет по двенадцати. Похоже, они боялись подойти ближе.
— Да так, — ответил он, натягивая шапку. — Прохожий я.
Ребята недоверчиво оглядели его. Здесь не бывает случайных прохожих.
— А чемодан это ваш? — спросил мальчик.
— Мой, мой.
— Значит, вы с автобуса...
— С автобуса, правда.
— В Большие Горелики идете?
— Не знаю, — сказал старик Антипов. Он подумал: а надо ли ему идти теперь в деревню, когда он выполнил то, ради чего приехал сюда? Но все же поинтересовался: — А вы из Больших Гореликов?
— Конечно, — сказала одна из девочек.
— А что, Ивана Матвеича Матвеева вы не знаете?
— Деда Ивана?! Знаем, как же! — хором сказали ребята и, осмелев, подошли поближе. — Он у нас в школе сторожем работает и печки топит. Вы к нему приехали?..
— К нему, — ответил старик Антипов.
— Тогда пойдемте вместе с нами, мы проводим. Мы быстро, только посмотрим за порядком здесь.
— Здесь порядок. — Он вздохнул. — А вы никак ухаживаете за могилой?
— Мы шефствуем! — серьезно сказала все та же девочка.
— Это хорошо. А кто здесь похоронен, знаете?
— Еще бы! Татьяна Васильевна Антипова и Троха...
— Не Троха, — поправил ее мальчик, — Тимофей Тимофеевич! А вы откуда, из Руссы?
Не было в мыслях у старика Антипова открываться детям, рассказывать, кто он и зачем приехал сюда, но и врать не мог. Тем более, рядом с могилой Татьяны.
— Я из Ленинграда, — сказал он.
Ребята переглянулись значительно.
— Из Ленинграда?.. — переспросил мальчик, словно не доверяя.