— Такие вещи нужно класть поближе к рукам, чтобы потом не искать. Вы, прошу извинения, далеко едете?
— В Белореченск.
— Какое неожиданное и приятное совпадение! — воскликнул обрадованно Аркадий Петрович. — А я сам из Белореченска. Как вас зовут? Я глуховат немножко, не расслышал.
— Наталья. — Она смутилась и почувствовала, что краснеет.
— А по отчеству?
— Можно без отчества.
— Бог с вами! — сказал он. — Во-первых, вы — дама, а во-вторых... должен заметить, что человек, отказываясь от отчества, показывает тем самым неуважение к отцу.
— Михайловна, раз вы настаиваете.
— Теперь, Наталья Михайловна, давайте сообща подумаем, куда именно вы могли положить книгу?.. Всякий поиск следует начинать по системе. Существует несколько способов...
— Вспомнила, благодарю вас! — сказала Наталья. Деньги лежали в кармане саквояжа. Она чуть не оставила их дома и сунула в саквояж в последний момент.
— И отлично! — проговорил Аркадий Петрович. — Не сочтите меня за назойливого старикана, который питает неуемную страсть к детективным историям и археологическим раскопкам в чужих душах, но мне любопытно было бы узнать, по каким надобностям вы едете в Белореченск. Судя по вашему багажу, вы не в командировку. Но и не в туристическую поездку, иначе вы не ехали бы поездом, а плыли бы на теплоходе...
«Какой смешной старикашка», — подумала Наталья. Она улыбнулась невольно. Странное дело, ее ничуть не раздражало и не утомляло многословие Аркадия Петровича.
— Я еду к вам на работу, — ответила она.
— Вот как?! — Он надел очки. — В Белореченске, насколько мне известно, нет строек всесоюзного, как говорится, масштаба... Впрочем... — Он пристально оглядел Наталью. — Вы и не похожи на строителя. Признайтесь: вы учительница или детский врач.
— Почему именно детский?
— Не знаю. Вероятно, мне просто хотелось бы, чтобы детские врачи были молодые, красивые и добрые.
— Тонкий комплимент. — Она опять улыбнулась. — Но вы не угадали. Я не учительница и не врач.
— Не может быть! — разочарованно сказал он. — Обычно мне всегда удается определить профессию человека с первого взгляда.
— Я буду работать в вашей районной газете, — призналась Наталья.
— Интересно, очень даже интересно!.. Вероятно, нам с вами придется встречаться. Дело, видите ли, в том, что я занимаюсь историей Белореченска...
— Вы краевед?
— В некотором смысле, — сказал Аркадий Петрович. — А вообще-то я учитель математики. В прошлом. Теперь на пенсии, времени в избытке, вот и решил посвятить остатки своей жизни изучению истории нашего края. Не стану хвастать — больших успехов не добился, но кое-что есть. К сожалению, трудно заинтересовать людей, а один в поле не воин...
Почти всю дорогу — семь часов — Аркадий Петрович вдохновенно и с удовольствием рассказывал о Белореченске. Хвалил спокойную, умеренную, по его словам, жизнь там и климат, который, не в пример ленинградскому, очень сухой, устойчивый и здоровый, хотя от Ленинграда до Белореченска (он-то сказал от Белореченска до Ленинграда!) рукой подать, каких-нибудь триста километров. Вокруг леса, все больше сосновые боры, грибов бывает осенью тьма-тьмущая, и ягод тоже, а рыбакам — раздолье. И судак есть, и сиг, а об окуне или щуке и говорить нечего.
— Между прочим, — заметил он, — раньше, до строительства гидросооружений, когда река наша была несудоходной, рыбы было значительно меньше. Парадоксальная ситуация сложилась: считается, что промышленное освоение природных ресурсов, технический прогресс вообще наносят невосполнимый ущерб природе, а мы имеем обратное явление!
— Действительно, — поддакнула Наталья, хотя никогда не задумывалась об этом. — Возможно, рыба пришла из других речек?
— Вполне вероятно, — согласился Аркадий Петрович. — В связи со строительством гидросооружений многие водоемы исчезли вовсе... Знаете, проблемой миграции рыбьего поголовья никто серьезно не занимается. По крайней мере, у нас. Прекрасная тема для вас, а?
Наталья промолчала.
А какое молоко в Белореченске и его окрестностях! Коровы пасутся, рассказывал Аркадий Петрович, на прекрасных, редкостных заливных лугах, поэтому молоко имеет специфический вкус, аромат, содержит в себе богатейшую гамму витаминов, и его не спутаешь ни с каким другим молоком. Масло из него получается душистое и не крошится, даже полежав в морозильниках...
Слушая Аркадия Петровича, Наталья как бы наперед знала едва ли не все, о чем он станет рассказывать дальше, потому что все рассказы влюбленных преданно в свои города и веси людей похожи, как похожи и сами провинциальные города, а отчасти и люди, живущие в них. Неспешная, с устоявшимся бытом и укладом жизнь делает людей неторопливыми, рассудительными...
Аркадий Петрович был симпатичен Наталье. Он нравился ей своею невзрослой непосредственностью, восторженностью и умением, а главное — желанием в обыденном, примелькавшемся увидеть прекрасное, чего так недостает большинству людей. И лицо у него было приятное. Он не напускал на себя важность, значительность, не стыдился и своего провинциального вида: на нем был темно-синий костюм в белую полоску, какие носили лет десять назад, с подкладными плечами, с длинными узкими лацканами, белая — не первой свежести — рубашка и засаленный, плохо повязанный галстук. Однако все это замечалось, когда присмотришься внимательно и пристрастно.
— Вы не пожалеете, что поехали к нам, Наталья Михайловна.
— Надеюсь.
— Перекусить не желаете?
— Не хочется, спасибо.
— Ну, подремлите немного. Устали?
— Нет.
— Знаю, знаю! — Он засмеялся. — Старики народ болтливый, несдержанный на язык, им все кажется, что у них есть что сообщить людям... А информация, увы, зачастую бывает безнадежно устаревшей! Спите, я пойду покурю.
— Курите здесь, — сказала Наталья. По правде говоря, она тоже с удовольствием закурила бы.
— Нет, нет, что вы!
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Наталья прислонилась к стенке и задремала.
Ей снились огромные стада пестрых коров, которые жевали траву, росшую прямо из воды, а в воде сновали взад-вперед большие рыбины. Еще снился дед. Он сидел в палисаднике, среди ярко цветущих георгинов, а возле его ног лежал, высунув язык, Жулик.
Ее разбудил Аркадий Петрович.
— Пора собираться, — виновато сказал он. — Вы очень сладко спали, жаль было тревожить.
У него были добрые, ласковые глаза. А вот бровей, только сейчас заметила Наталья, не было вовсе. Вместо них красные припухшие полосы, похожие на шрамы. Но это ничуть не портило, не уродовало его лица, не вызывало неприязни.
— Вы твердо решили в гостиницу? — спросил он.
— Да.
— Дело хозяйское. А в чем-то вы и правы. — неловко молодой красивой женщине останавливаться на ночлег у одинокого мужчины... Вы на всякий случай записали бы мой адрес. Мало ли что...
— Я непременно зайду к вам, — пообещала Наталья.
Он взял чемодан Натальи и свою сетку с сушками, она — саквояж. В тамбуре стояла сонная проводница. Она поругивала беззлобно свою нескладную работу, неудачное расписание, начальство тоже, которое нарядило ее на этот почтовый поезд, делающий остановки у каждого телеграфного столба, а заодно и пассажиров, которым не сидится дома, все едут, все едут куда-то, а куда, спрашивается, и зачем?.. Сидели бы дома...
На перроне, кроме дежурного, вышедшего встретить поезд, не было ни души. Горел одинокий фонарь, освещая вывеску над входом в вокзал: «Ст. Белореченск».
— Вот мы и дома! — сказал Аркадий Петрович, и было заметно, что он искренне, душевно рад возвращению домой. Может быть, и тому еще рад, что есть, существует на свете город Белореченск, древний и уютный, а если бы его не было, тогда людям на земле жилось бы гораздо хуже, скучнее, обыденнее, чем живется сейчас.
Под ногами хлюпало. Мелкий дождик сыпал водяной пылью, нагоняя тоску и уныние.