— Разыщем, дочка, — сказал Антипов. Он уже знал, что сделает для этого все возможное. И не просто найдет Татьяну, но вернет ее в дом, в семью. Только они, Антиповы, и прежде всего он, отвечают за невестку перед Наташкой, перед людьми и перед собственной совестью, которая есть, будет и была всегда бог и высший судья человека. Не зря, нет, о плохих людях говорят, что они совесть потеряли. Разыскать, обязательно разыскать Татьяну, узнать всю правду. А иначе он никогда не простит себе и не сможет смотреть в глаза внучке, когда она спросит, где ее мама. А это будет. Будет!..
Но почему, почему, укорял себя Захар Михалыч, он не сделал ничего раньше?
— Пиши, Клавдия, куда там нужно писать. Мы должны ее найти. Ведь не чужая нам Татьяна. — И, уже обращаясь к невестке, прошептал: — Прости мне, дочка, если что не так про тебя подумал. Прости дурака старого!..
Он вдруг почувствовал, что устал, устал душой. Покоя хочется.
Неожиданно быстро пришел ответ на запрос, из которого следовало, что Татьяна находилась в госпитале с 19 августа 1944 года по 12 апреля 1945‑го. После выздоровления отбыла по месту жительства родных на Урал. И был указан адрес госпиталя: «Полевая почта 13889‑б».
— Вот тебе и «бе»! — сказал Антипов.
— Может быть, она еще приедет? — с надеждой проговорила Клава и посмотрела на отца, словно он мог помочь этому. — Узнает там наш адрес и приедет...
— Как же! Выписалась двенадцатого апреля, а сегодня уже шестое мая...
Была пасха, Анна Тихоновна, хоть и не считала себя верующей, испекла кулич и накрасила яичек. Наташке, разумеется, досталось самое остроносое яичко, и она, схватив его, побежала к Захару Михалычу.
— Дедушка, давай сразимся с тобой!
А ему было не до забав, потому что никак не выходили из головы мысли о том, что во всем виноват он, хотя, размышляя, и не находил своей вины. Но кто-то же виноват!.. Само собою ничего в жизни не случается, все идет от людей, от их поступков, а виноватить пострадавших, Татьяну... Нет, виноват он, и только он...
Знать бы, где находится этот госпиталь, который «бе», съездить бы туда. Если б так просто!
— Ну дедушка! — не унималась Наташка.
Он машинально взял яйцо и подставил бок.
— Ура! — закричала внучка и захлопала в ладоши. — Я чемпион!
Ну что ж, пусть Клавдия напишет в госпиталь, начальству тамошнему. А только, чувствовал Антипов, напрасно и это. Так и сказал дочери.
— Кто-нибудь обязательно знает, куда она на самом деле уехала! — возразила Клава убежденно.
— Надо найти того, кто знает.
— А что, если подать во всесоюзный розыск? — высказал предположение Анатолий.
— Правильно! — немедленно поддержала Клава.
— Подавайте.
— Но где-то она ведь живет, — угадав неуверенность в голосе тестя, сказал Анатолий. — Прописана...
— Все где-то живут. Кто в городах, а кто и в деревне. Страна наша огромная, чуть не полземного шара. Искать человека — что иголку в стогу.
— Ты так легко говоришь об этом, отец, — заикнулась Клава.
— Цыц! — вспылил он. — Не тебе рассуждать, что легко, а что не легко. Живешь — и живи на здоровье. А в рассужденья со своим языком не встревай, когда тебя не спрашивают. Жди, пока спросят.
Клава отвернулась, обидевшись.
— Спокойно, Захар Михайлович, — сказала Анна Тихоновна.
— Вы ругаетесь, да? — подходя к деду, спросила Наташка тихо.
— Нет, внучка, мы не ругаемся. Мы разговариваем. — Он приласкал Наташку, погладил по голове.
— Не надо ругаться, ладно? Ты мне лучше сказку расскажи.
— Не умею! — Он виновато развел руками. — Сказки рассказывать у нас бабушка Аня горазда.
— Потому что она старенькая?
Антипов улыбнулся.
— Глупая, — сказал.
— Иди ко мне, расскажу, — позвала Анна Тихоновна. — Слушай вот. «Жил-был кузнец один на свете...»
— Как дедушка, да?
— Как дедушка. Только ты не перебивай, хорошо?.. «Жил-был кузнец один на свете, а кузница его стояла на самой развилке многих-многих дорог, которые здесь со всего света сходились, из разных стран. А вокруг — чистое поле! Ветры ласковые кузницу очищали, дожди теплые обмывали, солнце согревало. Хорошо ей было стоять на этом веселом месте. Ну, жил себе кузнец, работал, не унывал никогда, песни пел и свое дело делал. Кому телегу или возок наладит, кому колесо починит, кому коня подкует — проезжих людей много, работы хватало, только поспевай поворачивайся, гляди, чтобы горно не затухло. А кузнец, надо сказать, мастер был знаменитый, все хвалили его, иные за тыщу верст ехали, чтобы у него коня подковать: такие он умел делать подковы, что сносу им не было! Один богатый барин звал кузнеца к себе жить...»