— И он согласился? — почему-то испуганно спросила Наташка.
— Он-то?.. — Анна Тихоновна задумалась. Антипов улыбнулся, догадавшись, что она на ходу сказку придумывает. — Нет, отказался. «Не хочу, — сказал барину, — никуда отсюда уезжать, мне и здесь хорошо. Ну вот, живет, работает, и все бы хорошо, все ладно, но чувствовал кузнец, что дано ему в руки большое мастерство и умение, которое он пока не использовал: не настал час, значит... И вот в один прекрасный день, когда кузнец отдыхал, сидя на камне у ворот своей кузницы, подходит к нему, ведя в поводу коня, молодой воин. А сам хмурый-прехмурый, как туча грозовая. Подходит и говорит: «Кузнец-молодец, не подкуешь ли ты моего коня златогривого?..» — «Подковать можно», — отвечает кузнец и встает с камня. «А только мне заплатить тебе нечем», — говорит молодой воин, опустив низко голову. «Почему же ты, — спрашивает тогда кузнец, — пустился в путь-дорогу дальнюю на некованом коне?» Вздохнул воин тяжко, сказал невесело: «Был он подкован на все четыре ноги, но сносились подковы...» — «Выходит, — догадался кузнец, — ты много проехал, покуда ко мне добрался?» — «Ой, много! — говорит воин. — Который уж год все еду и еду, из седла не вылезал...» — «И куда же ты путь держишь, если не секрет?» — «А случилось у меня большое горе, — объясняет воин. — Богатый проезжий барин увез мою невесту, ненаглядную Марью Игоревну, вот я и догоняю этого барина, чтоб невесту свою вернуть. Да все догнать не могу. У него, у барина-то, коней видимо-невидимо, а у меня всего один, притомился уже, и подковы сносились...» Понял кузнец, что этим барином был тот, который звал его с собой, и сказал: «Это не беда, отрок! — И пошел раздувать горно. — Раз такое дело случилось, подкую я твоего коня златогривого, догонишь ты ворога своего злейшего. Знать, настал мой заветный час!..» Раздул он горно ярко, отковал четыре подковы невиданные, от которых, как от ясного солнышка, свет идет во все стороны, и теплые еще, прямо с пылу с жару, поставил коню. Полюбовался своей работой и сказал молодому воину: «Поезжай с богом. Скачи быстрее ветра буйного, быстрее огня-пламени горячего, быстрее мысли своей и возьми в жены Марью Игоревну, красу ненаглядную...» Взвился тут конь златогривый, заржал громко и радостно, что трава кругом полегла, высек подковами искры и — только его и видели!.. Посмотрел кузнец вслед, прикрывая глаза от солнца, перекрестился и пошел гасить горно и убирать инструмент, потому что ночь уже наступила, спать было пора...»
— Хитренькая ты, бабушка Аня! — сказала Наташка недовольно. — Ты дальше рассказывай.
— Рассказываю, рассказываю, — улыбнулась Анна Тихоновна и продолжала, точно читала по книжке: «А в это время на Русь несметные полчища татар шли. И так подступили они к самой кузнице, и главный их начальник велел кузнецу, чтобы он всех татарских коней подковал, да чтобы на подковы невиданные. Видно, далеко прошла молва про молодого воина и невесту его Марью Игоревну. Только отвечает кузнец татарскому начальнику: «Стар я уже сделался, руки слабые, не сумею твой приказ-повеление исполнить». — «А не сумеешь, — говорит начальник грозно и кривой саблей размахивает, — голову тебе отрублю!» — «А что моя голова? — бесстрашно отвечает на это кузнец. — Не боюсь я смерти лютой, потому как свое дело на земле сделал, помирать пора...» Рассвирепел начальник и отрубил кузнецу голову. Ну вот, долго ли, коротко ли, едут по дороге счастливый молодой воин со своей драгоценной невестой, которая и не надеялась уже на спасение. Подъезжают они к тому месту, где должна кузница стоять, а на том месте ничего нет — только камень серый лежит, а на нем ящерка зеленоглазая греется... Растерялся воин, а невеста и спрашивает у него: «Где же кузнец-молодец? Или заблудился ты в чистом поле?» — «Нет, — говорит воин, — не заблудился, здесь была кузница, я хорошо помню!» И тут заржал конь златогривый, застучал копытами по усохшей земле, губами к ящерке потянулся. А она, ящерка, сверкнула глазами и юркнула под камень, словно и не бывало ее...»
— А куда же кузница делась? — сонно уже спросила Наташка.
— Татары пожгли, — вздохнув, сказала Анна Тихоновна.
— А невеста Марья Игоревна красивая была?
— Очень красивая.
— Как моя мама?
Антипов закусил губу, взял внучку на руки и понес спать. А она бормотала, засыпая:
— Моя мама красивее... Она самая-самая красивая на свете....
ГЛАВА ХХII
Вскоре после выписки Матвеев прислал Татьяне письмо.
«Здравствуй, дочка! Вот добрался я, слава богу, до дому. И рад-радешенек всему; каждому кустику, каждой травке и былинке готов низко кланяться, что они есть. А больше ничего мне и не надо. Понял я, что такое жизнь настоящая и как нужно обращаться с нею бережно и ласково. Большое это счастье, дочка, жить на земле, ходить по ней, дышать ее запахами. И потому прошу тебя, не спеши ты с решением своей дальнейшей судьбы, помни, что ты в ответе за две жизни. Самое плохое, отчего и происходят многие несчастья, от скорых решений. Потом люди страдают, мучаются от этого сомнениями, а болезнь эта, скажу тебе прямо и не таясь, не вылечивается ни докторами, ни заговорами. Так ли, мол, сделал, думает всю жизнь человек, не было бы лучше, когда б по-другому распорядился, пока можно было? А оно, глядишь, и поздно уже переделывать, потому что не восстают мертвые из земли и не ходит время назад. Ты вот что, дочка. Ты давай-ка приезжай к нам погостить. Здесь на воле обдумаешь все, у нас думается хорошо. Да и само оно увидится, как лучше и удобнее для всех, а не для одной для тебя. Хочу также сообщить тебе, что нашим Большим Гореликам повезло сильно, остались целые и в невредимости с войны, а тут тебе и лес кругом, и речка у самой деревни протекает. Речка-то наша называется Умница, и рыбы в ней сколько хошь. Хоть окунь, хоть плотва. И щука есть, и всякая другая. А леса у нас дремучие, болота опять же, так что немцы не особенно к нам и заглядывали, партизан боялись. Приезжай, не пожалеешь. Мы тебя ждем с Полиной Осиповной, и она кланяется тебе и тоже зовет приезжать. А добраться до нас совсем просто. До Старой Руссы поездом, а дальше на попутках можно, каждый объяснит и покажет, как доехать в Большие Горелики. Только ты все же сообщи, когда тронешься в путь, я тогда встречу тебя в Руссе-то. Председатель даст лошадь, не откажет. Кланяемся тебе еще низко, Иван Матвеевич и Полина Осиповна. Вот она сама хочет написать...» Дальше была приписка: «Приижжай, дочинька».