— Значит, — сказал Антипов задумчиво, — домой собирается.
— Прямо не верится! — воскликнула Клава. — Ну, Наташка, скоро твоя мама приедет, кричи ура!
— А почему она так долго не ехала? — недоверчиво спросила Наташка, наклоняя голову.
— Была у твоей матери необходимость разобраться в себе, — серьезно проговорил Захар Михалыч. — Залечить раны...
— Ее на войне ранило, да?
Антипов погладил внучку, приласкал.
— Разные бывают раны. И военные, и послевоенные... Ну, теперь-то все хорошо.
— А бабушка Аня умерла. — Наташка всхлипнула.
— Ты не думай про это. Всегда так: одни уходят, другие приходят. Давай-ка спать иди.
Захар Михалыч сам уложил ее — на свое место, чтобы не в комнате Анны Тихоновны, — рассказал сказку, а когда внучка уснула, обнявши любимую куклу, вышел на кухню выкурить папиросу.
Тут Клава и ошарашила его неожиданным вопросом:
— Как же мы жить будем, отец?
— Это в каком смысле? — не понял он.
— Тесно.
— Тесновато, твоя правда... — согласился Антипов. Он как-то не думал еще об этом, не успел. — Что-нибудь придумается, образуется.
— Нас сейчас четверо, Татьяна приедет пятая, а потом... — Клава смутилась и покраснела. Все не могла привыкнуть к своему положению и стеснялась отца.
— Можно перегородку поставить. Получится две комнаты.
— А нам не отдадут комнату Анны Тихоновны? Ты бы похлопотал, отец.
— И думать не смей! — возмутился он. — Никуда я не пойду и просить не буду. Для нашей семьи и без того сделано много.
— Анатолий может сходить, — сказала Клава. — Он фронтовик, Татьяна тоже фронтовичка...
— И ему ходить нечего. Сколько он на заводе, чтобы комнату требовать?
— А что особенного?
— Особенно не особенно, а люди всякое могут подумать. — Он вздохнул, понимая, что дочка права в чем-то.
— Видишь, отец, у тебя болит голова о том, что подумают о нас люди, а как мы жить будем, тебя не интересует!
— Хватит, заладила! — Захар Михалыч начал всерьез сердиться. С ним всегда случалось так, когда он спорил, не будучи до конца уверен в своей правоте...
Позвонили в дверь.
— Толя, наверно, пришел, — обрадовалась Клава.
— Насчет комнаты с ним не смей говорить!
Но это был не Анатолий: явился управхоз в сопровождении участкового. Увидев милиционера, Антипов растерялся. Почему-то мелькнула в голове мысль: не случилось ли чего с Татьяной? Нет, они пришли, чтобы опечатать комнату Анны Тихоновны.
— Опечатывайте, раз положено, — сказал Захар Михалыч равнодушно.
— Кровать перенеси, отец, — сказала Клава.
— Верно. — Он направился к двери.
— Минутку! — остановил его управхоз. — Какую кровать вы собираетесь переносить?
— Внучкину.
— А почему она там?
— А вам что за дело? — заявила Клава.
— Вещи, находящиеся в комнате умершей гражданки Зуевой, — пояснил участковый, — выносить оттуда не положено. Нельзя! До выяснения обстоятельств...
— Каких таких обстоятельств? — удивился Антипов.
— Обстоятельств по вопросу наследования имущества гражданки Зуевой Анны Тихоновны.
— Понятно. Но моя внучка всегда спала в этой комнате.
— То есть каким образом?
— Обыкновенным! — вспылила Клава.
— Знаем мы эти штучки-дрючки! — встрял в разговор управхоз. — Каждый норовит, пользуясь случаем, урвать что-нибудь!.. Помню, в девятнадцатой квартире, когда умерла...
— Что ты сказал?! — Антипов, тяжело ступая и наливаясь кровью, двинулся на управхоза.
Тот испуганно отпрянул в сторону и загородился портфелем.
— Отец! — закричала Клава.
— Да как ты смел!.. Чтобы Антиповы на чужое позарились?! — И занес кулак над головой управхоза.
Он и прибил бы его, если б не остановил участковый.
— Не горячитесь, граждане! — перехватывая руку Антипова, сказал он. — Берите кровать, а комнату мы все-таки должны опечатать. Закон есть закон.
Когда, опечатав дверь, они ушли, Клава укоризненно сказала отцу:
— Теперь вселят кого-нибудь, а мы все останемся в одной комнате.
— Отстань! — огрызнулся он.
— Тогда мы с Толей уйдем.
— Далеко?
— Куда-нибудь.
Захар Михалыч посмотрел на дочку тяжелым своим взглядом, но промолчал. Он был зол сейчас больше на себя, чем на Клаву, потому что понимал: не прав в своем упрямстве и нежелании похлопотать насчет второй комнаты. Ведь просить лишнего, необязательного — это одно, а когда речь идет о необходимом, имеет ли он право оставаться как бы в сторонке, полагаться на случай и... на других? Получается, что если начальство догадается само предложить им комнату — молодцы, хорошее начальство, а если нет — сукины дети, эти начальники?.. Как будто у того же директора завода или у Сивова нет никаких дел и забот, кроме как думать о благе Антипова, который из скромности и честолюбия не придет, не попросит, а станет ждать терпеливо, покуда о нем вспомнят...