— Мы у себя поминали, а как же? — сказал Матвеев. — Любили ее люди. А бегать не нужно. Я самогону привез, если не брезгуете. Хороший самогон, свой. Казенная-то водка дорогая больно. — Он полез в мешок.
— Можно и самогон, — согласился Антипов. — Я закусить поищу.
Руки и ноги не слушались его, а заплакать не мог. Знал, что надо заплакать, а не мог, и все.
— И закуска у меня есть. Грибочков старуха прислала соленых, рыжики. Сала тоже кусок... Вроде идет кто-то или мне послышалось? — Он насторожился.
В прихожей кто-то ходил.
— Зять, кажется, — сказал Захар Михалыч, чувствуя, что еще немного — и он не выдержит этого страшного напряжения, упадет.
Открылась дверь. Радостный, смеющийся, вошел Анатолий.
— Ну?! — спросил Антипов, и голое его дрогнул.
— Сын! — объявил Анатолий, опускаясь на стул.
— Родился, значит?.. — сказал Матвеев.
В руке он держал бутылку с мутноватой самогонкой.
— Родился! Три двести, богатырь!
— Михаил будет, — тихо молвил Антипов.
— Мишка! — сказал Анатолий, отирая со лба пот.
Он только теперь по-настоящему разглядел Матвеева и удивленно смотрел на него.
— От Татьяны, — объяснил Захар Михалыч.
— А она?..
— Погибла наша Татьяна. Нет больше ее.
— Как погибла?! — воскликнул Анатолий.
— На мину наскочили, — сказал Матвеев и поставил бутылку на стол.
— Ты это, ты посмотри, где там у нас посуда, — невнятно проговорил Антипов, отворачивая лицо. — Помянуть ее надо...
Он подошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и, взявшись руками за голову, заплакал.