— Давай! — велел Антипов, косясь на людей, тесно обступивших молот. Не любил он этого, потому что работа — не цирк, глазеть нечего, но и понимал, что сегодня надо стерпеть. Праздник это для всех.
— Боюсь я, Захар Михайлович... — шепнула ему Надя. — Вдруг не получится? Стыда не оберешься... И вас подведу.
— А ты не бойся. Правильно Григорий Пантелеич говорил, что у страха глаза велики.
— Точно! — поддакнул Костриков. Он вертелся возле молота, печь-то его руками сложена, так что и он именинник. — У мышей, — сказал, — оттого и лопаются глаза, что в каждом углу им кошка мерещится.
— Шутите все, — сказала Надя.
— Почему шучу? — с серьезным видом сказал Костриков и как бы даже осерчал. — Это всем известно, в книжках ученые люди пишут. Неужели никогда не читала?..
— Ладно, — надевая рукавицы, объявил Антипов. — Отойди, Григорий Пантелеич!
И вот на боек легла первая заготовка, подернутая, словно была она в легкой, ажурной одежде, вишневой окалиной.
— Наложь, дочка!.. — ласково скомандовал Антипов и кивнул ободряюще. Дескать, все будет хорошо, не надо робеть. — Молодцом! Теперь бей раз!..
И полетела, запорхала по сторонам окалина, отгоняя слишком уж любопытных, и заготовка, освободившись от одежки, сделалась гладкая, свежая, будто побритая. Антипов в такт каждому удару молота, охваченный знакомым радостным азартом, кивал головой и повторял, хотя и не было в том надобности:
— Бей! Бей!..
И видел он, как светится Надино лицо, и все точнее, увереннее были удары, верхний боек не залипал, не задерживался, но легко и плавно, как по хорошо смазанному, скользил вверх-вниз, вверх-вниз, и заготовка, бывшая только что просто куском металла, принимала нужную форму, становилась кру́гом.
— Стой!
— Не получается? — обеспокоенно спросила Надя, перегибаясь через железную перегородку.
— Наоборот, дочка! — сказал Антипов, улыбаясь. — Очень даже хорошо получается!
Он сбросил поковку с бойка и отер со лба пот.
— Ну, Захар, — сказал Костриков, протягивая руку и удерживая голос, чтобы не выдать волнения, которое душило его, — поздравляю! Вот и началась новая жизнь. Не думал я, что когда-нибудь... — Он отвернулся и пошел прочь.
Подходили незнакомые люди, тоже жали Антипову руку, а он и сам, сам с трудом держался, чтобы не заплакать от радости. Но ему нельзя. На него смотрят как на героя. И он чувствовал себя героем, хотя и понимал, что сейчас все тут были одинаковы, все равны, потому что и радость была всеобщей.
На мгновение, всего на одно мгновение он все-таки пожалел, что сегодня за молотом, на месте Нади, не его жена...
ГЛАВА XI
Новый год Антипов встречал у Кострикова, а вернее — у его сестры, потому что хозяйкой в доме все же была Екатерина Пантелеевна. Все складывалось удачно: работал он тридцать первого декабря в первую смену, накануне получил письмо от своих, еще и с припиской, сделанной рукой Галины Ивановны: «Все мы тебя, отец, поздравляем с Новым годом, и внучка тоже поздравляет, и дочка наша Татьяна прислала тебе низкий поклон. А у нас все в порядке, чего и тебе душевно желаем в Новом году...» Вот оно как все хорошо и ладно, думал Антипов, собираясь в гости, и уж само собой, что это последний Новый год, когда семья не в сборе. На следующий обязательно все съедутся в Ленинград, а к тому времени и с жильем что-то решится: завод начинает строительство шлакоблочных домов, целый поселок будет...
В общем, он пришел к Кострикову в хорошем настроении, принес с собой бутылку водки, полученную по карточке и сбереженную для этого дня. Нашлась бутылочка и у Екатерины Пантелеевны. Она и закуску сообразила вполне праздничную, даже селедочку с луком и постным маслом, вкус которой Антипов успел забыть.
Вечер прошел незаметно: поговорили, как водится, о самом важном для всех, помянули тех, кого нет среди живых, не особенно показывая свое горе. Не хотелось хотя бы в праздник ворошить тяжелое прошлое, пусть оно и было только вчерашним днем, а кому-то еще предстояло пережить горечь утрат...
Не все знали покуда, когда проляжет, отмеченная смертью, граница между прошлым и будущим.
— Живым — жить и работать! — сказал Костриков, поднимая первую стопку. — А кого нет нынче с нами... — Он вздохнул. — Вечная память им и покой. Будем!
— Будем, — повторил за ним Антипов.