— Иди в палату, Толя. Поздно уже.
— Уйду. Я уйду...
— Сейчас иди...
Анатолий, собравши всю свою волю, сказал:
— Я люблю тебя.
— Не надо!.. — Клава прижала руки к щекам, и рукам сделалось жарко. — Не надо, милый...
— Ты...
— Господи, услышит кто-нибудь! Ступай, прошу тебя!.. — И думала: «Неужели так бывает у всех? А как же мама? Горе-то какое у нас!..»
Анатолий вышел.
А Клава, оставшись одна, плакала...
ГЛАВА XII
Татьяна выздоравливала. Жизнь победила окончательно. Тело наполнялось ее живительными соками, как дерево по весне, но душа все еще оставалась надломленной, и каждый нерв был напряжен, натянут, отчего Татьяна стала раздражительной и не в меру упрямой. Болели и раны, а в особенности правое бедро, где серьезно была повреждена кость.
— Болит? — спрашивала врач, когда при осмотрах и перевязках замечала, как Татьяна морщится и кусает губы. — Это хорошо, милая. Это просто замечательно!.. — Она не успокаивала, не говорила слов попусту, но действительно радовалась, потому что гораздо хуже, если б Татьяна не отзывалась на боль, оставалась безразличной к ней. В ее состоянии — это самое страшное.
— Очень болит, Елена Александровна, — однажды призналась она, впервые назвав врача по имени-отчеству. — Выламывает все...
— Поболит и перестанет, — ласково сказала Елена Александровна. — Мы с вами медики, милая, понимаем. Потерпеть надо.
— А что у меня там?..
— Шейка бедра раздроблена.
— Но ведь это...
— Все будет в порядке! Вставили металлический стержень, сохранили ногу, так что бегом, Татьяна Васильевна, от нас побежите!..
Верила ли она врачу? И да, и нет. То есть верила, разумеется, что ей сохранили ногу, что сможет ходить, но знала — с палочкой, прихрамывая. И разве в ноге только дело!.. Изранено, иссечено шрамами буквально все тело, плохо слушается и сохнет — повреждено сухожилие — левая рука, а главное... Главное, конечно, лицо. Рваный рубец от переносицы по всей правой шеке и десятки «оспин», оставленных песчинками, крошечными осколками мины, отчего лицо сделалось рябым...
В медучилище, где училась Татьяна, был рябой парень: стрелял из отцовского ружья, разорвался патрон. Девчонки избегали его, а между собой смеялись, что с таким... с таким уродом страшно по улице рядом пройти... Как же его звали?.. Нет, сколько ни вспоминала Татьяна, не могла вспомнить. Рябой и рябой. Без имени, без фамилии. А ведь он — парень, мужчина. Она — женщина... Господи, как показаться на глаза людям! Пожалуй, теперь ее не узнал бы и Михаил. Конечно, не узнал бы. Случись чудо, повстречайся с ним живым — отвернется, чтобы не показать своей неприязни, своего ужаса...
В минуты, когда наступало отчаяние и не было сил бороться с ним, зло смеялась над собой: «Рябая хромоножка!..»
Елена Александровна, женщина чуткая, тактичная, однажды издалека завела разговор на эту тему, понимая, что более всего мучит Татьяну. Рассказывала о какой-то знакомой — разумеется, о несуществующей, придуманной, — которой при пожаре сильно обожгло лицо.
— Бедная так страдала, так страдала!.. — говорила Елена Александровна, импровизируя и внимательно наблюдая за Татьяной. — А потом через людей узнала, что в Москве есть врач, который превосходно делает на лице пластические операции...
— Зачем вы мне это рассказываете?.. — А самой было интересно, что же дальше.
— Вы послушайте, послушайте!.. Поехала она в Москву, а когда вернулась...
— И что? — Татьяна напряглась.
— Ну прямо киноартистка, честное слово! — Она засмеялась так искренне, что, пожалуй, можно было и поверить ее рассказу. — Знакомые шутили, что муж в нее заново влюбился...
Тут вот ошиблась Елена Александровна, не зная о том, что муж-то Татьяны погиб и что, по крайней мере пока, ее нисколько не занимает, не волнует любовь мужчин. Она давно поклялась себе и в письмах к уже убитому Михаилу в вечной своей любви к нему и верности.
— Это было в тридцать восьмом или тридцать девятом году...
— Не надо! — сказала Татьяна, отворачиваясь. — Я не хочу, слышите, не хочу делать пластическую операцию!.. И всё вы врете, врете, врете! — Она зарылась лицом в подушку и лежала так, покуда не услышала, как Елена Александровна осторожно прикрыла за собой дверь.
Потом, правда, думала о том, что действительно можно сделать операцию, но для этого нужно время, да и не просто найти хорошего хирурга-косметолога, который бы взялся исправить ее лицо...
А вскоре после Нового года врачи нашли, что Татьяна достаточно окрепла для прогулок на свежем воздухе. Комсомольцы местного небольшого завода сделали для нее коляску. Была она удобная, легкая и проста в управлении.