— Почему не пустить? — ответил Костриков, вроде как с сомнением или с растерянностью. — Проходите, проходите, что на пороге остановились! Я, Захар, сам знаешь, всегда гостям рад... Катя не знаю как, а по мне живите. Она хозяйка, обождем ее, что скажет. Раздевайтесь пока... А сам все отворачивал лицо, не смотрел прямо, и глаза его смеялись, были лукавыми.
Антипов насупился. Не ожидал он такого приема. Нет, не ожидал. Была у него уверенность, что и вопросов никаких не возникнет. Ошибся, выходит?..
— Может, и не понадобится, — глухо проговорил он, беря внучку на руки. — Я это на всякий случай, мало ли...
— Конечно, конечно, — сказал Костриков. — Я тебя понимаю, Захар. Как доехали?
— Спасибо. Хорошо доехали.
— Теперь в поездах, говорят...
— Да нет, ничего.
В это время как раз вбежала в квартиру Лена. Увидев Антиповых, удивленно воскликнула:
— Они уже приехали?!
Костриков делал ей какие-то знаки, а она не обращала внимания или не замечала.
— Как же это?.. Мы не успели все прибрать, дядя Гриша. Там мама с Надей окно докрашивают. Хорошо хоть, что пол высох.
— Болтушка ты, Елена! — сказал Костриков и, засмеявшись, полез обнимать Антипова.
— Ты что, Григорий Пантелеич?!
— Дурак! Ну и дурак ты, Захар! Где так умный, а где дурак дураком!..
Антипов оглядывался по сторонам, не понимая ничего. Цирк какой-то, кино, честное слово.
— Признавайся, сукин ты сын, что про меня подумал? — требовал Костриков.
— Семья же, тесно у вас...
Захныкала внучка.
— Погоди, погоди, — успокаивал ее Антипов.
— А годить нечего, — перебил Костриков. — Елена!
— Да, дядя Гриша.
— Быстро за матерью, ребенка кормить надо. Сами там с Надей доделайте, что не успели. Одна нога чтобы здесь, другая там!
Лена выпорхнула из квартиры.
— Тесно, семья же!.. — передразнивая Антипова, сказал Костриков сердито. — А хоть бы и того теснее! Неужто мог подумать, Захар, что здесь тебя не примут, не накормят, дите спать не положат?.. Раздевай, дочка, ребенка, вспотеет, — скомандовал он Клаве. — Шуток как не понимал, так и не научился понимать. И черт с тобой. А тесно не у нас, а в твоей башке от дурости, понял?..
— Извини, Григорий Пантелеич. Прости, если можешь...
— А вот не могу, не хочу прощать! Комнату тебе дали, понял? Да где тебе понять, до тебя же на седьмой день доходит, и то с трудом!..
— Комнату?.. — выдохнул Антипов. — Какую комнату?..
— Обыкновенную, и даже замечательную! Получше, пожалуй, той, что у тебя до войны была. Поедим вот, Катя придет... Это в нашем же доме, в соседней парадной. Ну, дурак, ну, дурак! — Он покачал головой.
— Дай на что сесть, — попросил Антипов. У него не было сил стоять. От слабости подгибались колени.
Костриков притащил стул и набросился на Клаву:
— А ты что стоишь? Велено: раздевай ребенка.
— Как же это, вдруг? — поднимая глаза, спросил Антипов. Он не верил, не смел поверить, что просто и сама собою решилась главная проблема.
— Откуда мне знать, что и как, — отмахнулся Костриков. — Дали и дали, а мне не докладывали.
Слукавил он. На самом-то деле высмотрел комнату в доме, поговорил с хозяйкой квартиры, сходил в партком к Сивову, к директору завода. Собирался пойти и к председателю райсовета, но не понадобилось: без него председатель с заводским начальством все решили. Отпустили краску и обои для ремонта комнаты, а два комплекта постельного белья и две лампочки Костриков выпросил у начальника ЖКО завода и у Иващенки. Екатерина Пантелеевна, Лена и Надя Смирнова взялись за ремонт. Покрасили двери, окна, наклеили свежие обои, выскоблили все, вычистили (заодно и в другой комнате, где одиноко жила вдова Зуева), так что приходи — и живи.
Однако обо всем этом Костриков умолчал.
Прибежала сестра его, похлопотала на кухне, усадила всех за стол. После чая Григорий Пантелеич поднялся, позвал:
— Пошли, что ли.
У него оказались и ключи от квартиры, он вручил их Антипову, показывая на дверь:
— Открывай, Захар.
Комната была большая, с батареями центрального отопления, с балконом. И пол блестел, намытый и свежий.
— Век тебе не забуду, — проговорил Антипов, все еще не веря, что это не сон.
— Ты брось-ка, брось! — Костриков толкнул его в грудь. — Я тут ни при чем. Если посуда какая понадобится, пускай Клава придет. А я пойду, располагайтесь.
— Как в цеху? — спросил Антипов. Все-таки месяц без малого отсутствовал.
— А что в цеху?.. Работаем помаленьку. Надюха твоя, птица-голубь, скучает. Поставили ее с Федькой Гурьевым, а тот, сам знаешь, мат-перемат, сплошной звон стоит. Побеседовал я с ним, вроде утихомирился. — Костриков наклонился, приласкал Наташку.