— Хорошая ты моя. — Старушка приласкала Наташку. Та не противилась.
— Что это у вас, брошка?..
— Это называется камея, — ответила старушка.
— А кто на ней нарисован?
— Вот не знаю...
— Я насчет мебели хотел... — заикнулся Антипов.
— Что именно вы хотели?
— Убрать, наверно, надо...
— Зачем убирать? У вас, должно быть, ничего не осталось... Пользуйтесь.
— Тогда договориться надо. Сейчас у меня нет денег... — Тяжело ему было говорить об этом, потому что вроде как просить должен, а он не привык.
— Пусть это вас не волнует. Захар Михайлович, если не ошибаюсь? А это Клава, ваша дочь?.. — перевела она разговор. — Видите, я все знаю про вашу семью: С Екатериной Пантелеевной я давно знакома. Очень милая и порядочная женщина. Господи, я же забыла сама назваться. Анна Тихоновна. — Она приподнялась. — Пойдем, Клавочка... Ничего, что я на «ты» тебя называю?.. Покажу тебе кухню и все остальное. Посуды у нас хватит, так что Екатерина Пантелеевна пусть не волнуется. А вот сарая нет, сломали перед войной, когда проводили центральное отопление. Воруют дрова. — Она взяла Клаву под руку. — Пойдем, пойдем. Да, а как же вы будете с девочкой?
— В ясли устроим, — ответил Антипов. — Трудно только, наверно, устроить.
— И не надо, раз трудно! Ну их, эти ясли. Если вы ничего не имеете против, я буду с ней.
— Как это?.. — Нет, Антипов решительно ничего не понимал. Да и где понять, разобраться, когда столько свалилось в один день.
— А что мне делать? Я не работаю, и возраст и здоровье не позволяют. Сижу в одиночестве.
— Ну, спасибо вам, — пробормотал Захар Михалыч растерянно. — Не знаю прямо, как и быть... Пока разве? Тяжело же с ней.
— Я детей люблю. И мне с ними не бывает тяжело. От детей устают злые люди. А дочке моей бог не дал детей... Ну, что там! Не любила я зятя, хоть и грешно про мертвых говорить плохо... Я пойду покажу Клавочке все. У нас квартира большая, чужому человеку заблудиться можно.
Антипов не мог поверить всему, что произошло в этот день. Боялся поверить. Уж слишком — слишком! — все удачно и счастливо складывается, а не бывает так, чтобы хорошее за хорошим кряду шло. С переменой обычно. А тут тебе и комната, точно с неба свалилась, — живи и радуйся, — обставленная мебелью, и нянька добровольная для внучки. Куда уж больше!..
Из прихожей доносились голоса. Негромкий и виноватый голос Клавдии, звонкий и возбужденный Анны Тихоновны. У женщин свои дела, свои разговоры.
«Не многовато ли счастливых случайностей?» — думал Антипов, и было ему тревожно, неспокойно, словно ожидал он каких-то скорых и неизбежных неприятностей, которые предначертаны судьбой и пока лишь задержались где-то по дороге. А не верил он ни в какие предначертания, не верил в неизбежность судьбы, потому что знал твердо и навсегда — судьба человека, жизнь то есть, будущее его, зависит от самого, и думал, что только бы не случилось ничего худого и страшного с близкими. Пусть лучше с ним, хотя и это страшно — оставить Клавдию и внучку одних. И беспокоило Антипова не на шутку столь долгое молчание невестки. Странное дело получилось: он прогонял прочь мысли о возможной ее гибели, а вот мысли о том, что Татьяна может быть ранена, как-то не приходили в голову. Не было этим мыслям в голове места...
— Дедушка, — позвала его Наташка.
Но что-то же произошло, раз молчит!.. Есть этому какая-то причина, и ее нужно понять.
— Дедушка!.. — Наташка теребила его за рукав.
— Что, внучка?
— Я тебя зову, зову...
— Прости, задумался я.
— Дедушка, что такое камея?
— Камея?.. Не знаю.
— А эта бабушка теперь будет моя бабушка, да?
Он улыбнулся грустно, сказал:
— Твоя, твоя.
Вернулась Клава. Лицо ее сияло от радости, но в то же время было как бы и встревоженным.
— Какая кухня огромная, отец! — сказала она. — И прихожая, и ванная... А посуды сколько у Анны Тихоновны! Она разрешила пользоваться любой. А в комнате у нее... Прямо музей. Картинки старинные, всякие статуэтки и один столик... — Она задумалась. — Ломберный называется. Она говорит, что он принадлежал царской фамилии...
— Какой фамилии? — не понял Антипов.
— Царской.
— Вот еще! — сказал он.
— Она не обманывает, отец.
— Не в том дело. Не нравится мне все это, дочка, Не знаю, как нам и быть...
Приоткрылась дверь, Анна Тихоновна просунула в комнату голову, позвала:
— Захар Михайлович, вы извините, что побеспокоила вас, но необходима мужская сила.
Она провела Антипова в конец длинного коридора, открыла кладовку, забитую старыми вещами.
— Здесь где-то детская кроватка, — сказала грустно. — Берегла для своих внуков, не дождалась... Знаете, я ведь тоже в ней выросла. Она очень удобная. А насчет клопов не беспокойтесь, у нас никогда их не было. Дочка постоянно воевала с ними.