— Мы с Пал Палычем вполне доверяем Антипову, — продолжал спокойно Иващенко. — А ведь существует экспертиза...
— При чем тут экспертиза? — насторожился Бондарев.
— Как при чем? Вы говорите одно, Антипов — другое. Экспертиза установит, кто из вас прав. Это очень просто установить, если шестой разряд приписан позднее...
— Я пока нормировщик и вправе устанавливать, какого разряда та или иная работа!
— Во-первых, это дело технологов, во-вторых, разряд устанавливается до, а не после выполнения работы...
— А он вообще взял за моду чирикать в нарядах свои черточки. Что ни наряд, то обязательно черточка, — сказал Антипов. — Вроде и вашим, и нашим.
— Да погоди ты, Захар Михалыч! — вспылил начальник. — А ты, Бондарев, не юли, как минога! Говори прямо и откровенно: приписывал потом шестой разряд или нет?
— Павел Павлович, поскольку с работой одинаково справились и Антипов, и Гурьев, хотя разряды у них разные...
— Так что же ты, ...твою мать! — закричал начальник. — Мутишь воду в луже и еще заявления строчишь?! Антипова... Цех решил опозорить, а сам чистеньким из мутной воды вылезти?.. Да за такие штучки по-хорошему тебе надо морду начистить!..
— Не так шумно, — беря его за руку, сказал Иващенко. — Сядь, Пал Палыч.
— Гусь лапчатый!..
— Тише! — повторил Иващенко, морщась. — Надо что-то решать с заявлением. — Он смотрел на Бондарева, не скрывая брезгливости.
— Задницу им подтереть! — сказал начальник.
— Захар Михайлович вел себя неподобающим образом, — проговорил Бондарев, — и моя реакция...
— Неподобающим! Реакция! — передразнил его Антипов. — Пал Палыч прав: подобающе было бы по шее накостылять.
— А вот за это можно попасть под суд и лишиться партийного билета, — сказал Бондарев.
— Насчет лишиться — это вы прекрасно можете оба, — сказал Иващенко. — И ты, Александр Петрович, в первую очередь.
Начальник схватил заявление и протянул нормировщику.
— Порви! Сию минуту!
— Стоп! — Антипов перехватил бумагу. — Зачем же рвать документ?.. Пускай остается. Я виноват, не отрицаю, и готов отвечать за свою вину. Но дело-то серьезное, сами говорили! Вот и обсудим на партийном бюро. А нужно будет — и на партийном собрании, и на парткоме.
— Ладно, Захар Михайлович, — примирительно сказал Бондарев. — Оба мы погорячились. Не хуже меня знаешь, что с нас требуют повышения норм выработки...
— И этот вопрос обсудим. Вообще я считаю, что нам есть о чем потолковать. Назрело.
— Твое же, Михалыч, персональное дело придется разбирать, — сказал Иващенко. — Ты член парткома, неловко!..
— Неловко штаны через голову надевать, а какая же неловкость отвечать перед своими товарищами? А то мы здесь поговорим и разойдемся чинно-мирно...
— Брось, на самом-то деле! — вступил в разговор и начальник. — Все мы отлично понимаем, что это случайно получилось, не система ведь. А Бондарева... — Он свирепо посмотрел на нормировщика. — Получит выговор, и лишу премии. Наладим и с нормированием, дадим ему в помощь технолога, пусть разберутся. Ты прав, какой-нибудь «блин» отличается от другого пятью миллиметрами, а расценки вдвое расходятся...
— Чем не серьезный разговор для коммунистов? — встрепенулся Антипов. — Отсюда же, Пал Палыч, всякие злоупотребления происходят, недовольство. Одна работа выгодная, другая невыгодная, почему Федьке дали выгодную, а Гришке невыгодную?.. Значит, люди делают выводы, Федька со старшим мастером на рыбалку вместе ездят, друзья-приятели.
— Есть такие разговорчики, — поддержал Иващенко. — Нечего закрывать глаза. И план, случается, в конце месяца выгодной работой покрываем. Предлагаю эти вопросы обсудить ка открытом партийном собрании, а сначала на бюро, чтобы подготовиться. Но без персональных дел. Ты как, Александр Петрович, не против?
— Раз нужно, значит нужно, — сказал Бондарев, пожимая плечами. — А с заявлением как быть?
— Отдай ты ему заявление, — попросил Антипова начальник. — Не хватало еще этой грязи.
— Отдам я или не отдам, этим грязь не смоешь, — возразил Антипов. — А ты, Пал Палыч, всю жизнь на компромиссах. И меня туда толкаешь. А мне важнее совесть свою очистить, чтобы людям мог прямо в глаза смотреть, не стыдясь.
— Строгачом? — сказал, улыбаясь, Иващенко.
— Хоть бы и строгачом.
Однако вернул заявление Бондареву, и тот немедленно порвал его.
Как будто все уладилось, конфликт был исчерпан, но Антипов был неспокоен. Никогда он не трусил, не бегал от ответственности — правда, не часто и случалось, чтобы приходилось отвечать за грехи, — а теперь выходило, что испугался, раз согласился, чтобы дело замяли.