— Что вы, что вы! — отнекивалась Клава, боясь принять столь дорогой подарок. — Ведь это подумать надо, каких денег стоит!..
— В старину, Клавочка, люди говорили: «Дай бог дать, и не дай бог взять», — с обидой сказала Анна Тихоновна. — Это в том смысле, что дарить — бо́льшая радость, чем принимать подарки. Вот и выходит, что я себе приятное делаю.
Мебель из комнаты Антиповых вынесли, один стол оставили и стулья. Анна Тихоновна взяла на себя роль хозяйки дома. Побывала в парикмахерской, надела темно-зеленое бархатное платье с вышивкой ручной работы на груди и по рукавам, медальон на тоненькой — паутинка паутинкой — золотой цепочке, а на плечи, чтобы не зябнуть, набросила шаль: она принимала гостей в передней. Каждому кланялась в пояс и пела своим мягким, ласковым голосом:
— Милости просим, гости дорогие! Хлеб да соль вам, веселитесь на здоровье. А вот и жених с невестой, можете поздравить!..
Клава с Анатолием стояли подальше, у входа в комнату.
А гостей набралось порядочно. Захар Михалыч не скупился приглашать, говорил, что хороший гость — лучший подарок для молодых.
Костриковы всей семьей пришли, а как же без них! Иващенко с женой. Василий, подручный Антипова. Надя Смирнова с молодым человеком («А будто и женихов нет!» — подумал, радуясь за Надю, Захар Михалыч). Клава двух подружек пригласила с работы. Веремеев пожаловал, соседи пришли. И Сивов не обманул, что особенно приятно было. Не то чтобы Антипов возгордился таким гостем или в друзья-приятели набивался парторгу, нет. Антиповы никогда ни к кому не набивались, не навязывались, знали цену себе и людям, а приятно оттого было, что понимал Захар Михалыч: не к каждому парторг на свадьбу пойдет. Не к лицу ему это.
А тут еще одна приятная неожиданность — на минутку, поздравить молодых и самого Антипова, забежал и директор завода.
— Забыли позвать? — посетовал он. — Теперь принимайте незваного гостя, который хуже татарина!
— Пользуйся моментом, — шепнул Иващенко Захару Михалычу. — Такая возможность, не упусти!
— Ты о чем это?
— Комнату для молодых проси.
— Ну и дурак же ты, Борис Петрович! — рассердился Антипов. — Со стороны если посмотреть, вроде ничего — в себе человек, а выходит — дурак. Кто же такими моментами пользуется?.. Разве что последний сукин сын!
— Тесно же вам в одной комнате...
— Зато волку в лесу просторно.
Подошел Костриков, полюбопытствовал:
— О чем разговор?
— Да вот, — заикнулся Антипов, хмурясь.
— Не надо, Михалыч! — Иващенко покраснел. — Я ведь пошутил, а ты сразу в бутылку лезешь...
— Шутка шутке рознь, — пробурчал Захар Михалыч, чувствуя облегчение: не хотелось плохо думать о человеке. — Давайте к столу. Все, кажется, собрались.
— А что, Пал Палыча ты приглашал или нет?.. — оглядываясь и не находя среди гостей начальника цеха, спросил Костриков. — Что-то не видно его...
— Не видно, значит, не пожелал прийти. А зван был. Давайте, давайте, рассаживайтесь.
— Никак он за тот случай на тебя еще сердится? — удивился Григорий Пантелеич.
— Не знаю, кто и на что сердится, — отрезал Антипов.
А знал. История с нормировшиком Бондаревым всплыла на собрании — Федька Гурьев все честь по чести рассказал, — и Пал Палычу сильно досталось. Критиковали его за плохую организацию труда в цехе, за неполадки в нормировании, за безобразия на заготовительном участке. Словом, к случаю припомнили все, что наболело. Соловьев критику признал правильной, справедливой — да и как не признаешь, если люди говорят сущую правду, — но посчитал себя обиженным и обвинил в этом Антипова, потому что, дескать, если бы Захар Михалыч не вылез на партбюро со своим признанием, собрание не получилось бы таким бурным. Он после и укорил Антипова мимоходом, а теперь вот не пришел на свадьбу.
Ладно, это его личное дело. Насильно мил не будешь. И все же обидно было Захару Михалычу. Не за себя, нет!.. За него же, Соловьева. Умный и дельный человек не станет выносить за проходную то, что касается работы. Вообще личные отношения тут ни при чем, и разве он, Антипов, не уважал начальника цеха, разве не почитал за человека опытного и знающего?.. Когда Пал Палыча ставили начальником, в парткоме сомнения были: водился за ним грешок — не всегда умел поладить с людьми: случалось, и голос повышал, и свое «я» на передний план выпячивал. Однако Захар Михалыч первый вступился за него. А кто у нас без недостатков, доказывал он на заседании парткома. Нужно подумать, прикинуть, что в человеке перевешивает, что в нем главное — плохое или хорошее? Специалист Соловьев отличный, каких поискать, прошел все ступеньки от подручного кузнеца до старшего мастера. Учился, работал, от трудностей не прятался, за чужими спинами не укрывался. А есть руководители, которые норовят на старом багаже далеко уехать...