если с последним усильем стало светлей и больней видеть последнюю правду и потерять себя в ней?
411 Можно ли было иначе там, на исходе своем, слышать уже ниоткуда слитно со всем бытием? перевод А. Гелескула
172. ДЕРЕВЬЯ-ЛЮДИ
С волнами мглы пройдя сквозь густой шиповник (были цветы нежны и круглы), я прокрался под вечер туда, где застыли стволы.
Одиночество было извечным, был бесконечным немой простор. Я деревом стал меж деревьев и услышал их разговор.
Улетела последняя птица из моего тайника, только я остался в укрытье, где клубились темные облака.
Я собой не хотел становиться я боялся вызвать их гнев, как дерево чуждой породы средь народа вольных дерев.
И они позабыли мой облик облик блуждающего ствола, и, безликий, я долго слушал, как беседа деревьев текла.
415 Я первой звезды дождался и вышел на берег реки, где играли лунные блики, невесомые, как светляки.
Когда я к реке спускался, деревья смотрели издалека. Они обо мне догадались, и меня забрала тоска.
Они обо мне говорили сквозь опаловый зыбкий туман я слышал их добрый шепот... Как же им объяснить обман?
Как сказать, что я только путник, что им совсем не родня? И не смог я предать деревья, что поверили вдруг в меня.
Знает полночная тишина, как я с ними беседовал допоздна.
Перевод Н. Горской
417
173. САМЫЙ ПОДЛИННЫЙ
Как голос самой судьбы, зовут петухи тоскливо, и, сон раздвигая, люди встают, как на край обрыва,
Когда обожгло зарею разломы в сосновой кроне, глаза он один не поднял, далекий и посторонний.
Стихали слова вошедших, и кротко сопели звери, по-женски дохнуло дымом, и даль распахнули двери.
И колос, вода и птица яснели как на ладони, но он не взглянул ни разу, далекий и посторонний.
(Где видел теперь он воду и птичий полет над нею, откуда глядел он - навзничь, как желтый сноп, цепенея?) Но так и не подняв веки, но так и не подав вести, далекий и посторонний, теперь на своем он месте.
(Он там начеку, простертый, стоит, как река на шлюзе, и жажда водою стала, правдивейшей из иллюзий.)
Глаза он один не поднял и, счеты сведя с судьбою, навеки в себе остался и стал наконец собою.
Перевод А. Гелескула
421
174. ВОПРОСЫ К ЖИВУЩЕМУ
Первый С корнем внутренним рожден ты, проходящий по каменьям?
Со своею почвой сплавлен так же ты, как я с моею?
Странствующий вместе с ветром, у тебя наружный корень?
Сон к тебе слетает, точно к средоточью и опоре?
Второй И тебе громады-тучи груз свой на плечи кладут?
Солнце гасит головешки также и в твоем саду?
Ни во что ты тоже ставишь всю нездешнюю тщету?
Третий (соснам-людям) Вы и здесь и там? Об этом нам вы, людям, говорите?
423 Бесконечность ваши корни одинаково магнитит?
Ваш доносится ветрами этот тихий шум подзвездный?
Бор - единственный? И всякий тот и этот - только сосны?
Четвертый От свинца глухих небес ты скрываешься в дому?
Ждешь дня завтрашнего, чтобы отослать его во тьму?
Родины своей не знать даже в вечности ему?
Пятый Краешек какого рая перья облачков в кармине?
С упованием каким ждешь конца, следя за ними?
Соскользнет ступня - в каком море взгляд твой захлебнется?
Распадение дыханья с верой! Гаснущие солнца!
Перевод М. Самаева
425
175. ПОСЛЕДНИЙ РЕБЕНОК
Какая музыка в закате, как полнозвучна и легка от необъятности покоя она уходит в облака !
Я ухожу легко и твердо, легко и твердо, вместе с ней, как по волнам песка ступаю во сне - в своем ребячьем сне.
Селенье белое, в пожаре заката, ждет вдали меня, селение, где все застыло в последнем отблеске огня, где крик над площадью распластан, пронзительный застывший крик, последний крик, который в туче, в закатном пламени возник.
И в центре, в самом сердце крика, все, что ребенок увидал, все, что хотел бы он увидеть, все, что не видел никогда.
427 Все человечество - ребенок, и я: ребенок ли, старик, я все ребенок, о найденыш, потерянный мной - в тот же миг.
Перевод В. Андреева
429
176. БЕЗМОЛВНОЕ МИРОЗДАНИЕ, ТЫ, ЧТО МЕНЯ ОКРУЖАЕШЬ
Море было огромнее неба. Но огромней ли моря небо сейчас? Море вышло навстречу - всей ширью, и сужается - сзади нас.
То, что нас уносит, - не море? Нас к лазури оно вознесет! (То есть - к нам?) В моем сердце трепещущем мироздания сердце живет.
(И становится море - черным, одиночеством волн полно; снова море - от края до края, всюду море - и только оно.)
Высь, ты нас в небеса поднимаешь, низвергаешь в пучину опять, бесконечное это круженье суждено ли кому осознать?
Мирозданье, меня окружившее, закружившее шар земной, что ты нам подаешь на ладони, что ты просишь своей немотой?
431 Необъятность, глухая, слепая, в моем сердце всегда трепещи и в круженье своем непрерывном цельность жизни и цель отыщи!
Перевод В. Андреева
433
177 ИЗнаю, стала ты светом, но не ведаю, где ты, и не знаю, где свет. Перевод А. Гелескула 435 178. ЦВЕТА; ИДЕИ
Цвета, в которые свет одевает тело, бодрят, будоражат, уводят от небытия; идеи, в которые тень одевает душу, гнетут, будоражат, мне не дают житья.
Зачем нам эти цвета, зачем нам идеи эти, перемешавшие тень и свет? Они существуют? Или их нет? .. Их судьба, быть может, - светотени небытия? Небытие меж светом и тенью - это судьба моя?
Перевод Н. Горской
437 179. ТЫ ОДНА...
Нет, не Венера, ты одна, навсегда: моя звезда вечерняя, моя утренняя звезда.
Перевод В. Андреева
439 180. ГОВОРИТ МНЕ РЕКА ГВАДИАНА
Вспомни мои зеркала, где отражалось тогда все, что река унесла... Не постарела вода.
Перевод А. Гелескула
441
С. 441. Гвидиана - одна из крупнейших рек Пиренейско го полуострова, впадает в Атлантический океан в Андалусии.
181. ЭТА БЕЗБРЕЖНАЯ АТЛАНТИКА
Бездна одиночества одна. И один идешь к ней издалека одиноко, как одна волна в одиноком море одинока.
Перевод А. Гелескула
443 182. ЦВЕТ ТВОЕЙ ДУШИ
Тебя целую, - солнца яркий свет сливается с листвой, что им прогрета, в поток единый; половодье света моя любовь, в которой смерти нет.
Но ни зеленый цвет, ни белый свет не донесут мне от тебя привета; прощаясь, миру оставляет лето цвет солнца - темно-золотой: твой цвет.
Он - цвет твоей души; в твоих глазах огонь струится, золотом мерцая; день светозарный гаснет, в небесах цвет золота на красный цвет меняя; ты угасаешь; Но в твоих глазах мой мир и вера: жизнь моя земная!