Бью тремя меткими ударами сразил трех мальчишек постарше, а потом его сбили с ног несколько семиклассников. Учителя оттащили их от Бью. У того лицо было разбито в кровь, глаза бешено сверкали. Всех драчунов отвели в директорский кабинет, а Хейвен проползла по полу, залитому молоком и усыпанному объедками, и достала из-под столика розовую коробку с изображением Барби. Она вымыла ее под краном в туалете, аккуратно вытерла и постаралась распрямить в тех местах, где появились трещинки.
Когда приехал отец Бью, чтобы забрать сына из директорского кабинета, Хейвен стояла в коридоре. Она вручила розовую коробку для завтрака долговязому мальчишке, у которого под обоими глазами чернели фингалы, а на разбитой нижней губе запеклась кровь. Забирая коробку, Бью улыбнулся, а у Хейвен впервые за несколько месяцев по-настоящему забилось сердце. Что бы ни натворил Бью (Хейвен не могла понять, что он мог натворить), ему явно не было стыдно.
После этого случая Хейвен и Бью стали неразлучны, а ее дружба с доктором Тидмором мало-помалу пошла на убыль. Пастор советовал Хейвен держаться подальше от Бью. Дескать, он может на нее дурно повлиять. Доктору Тидмору вторила Имоджин. Она то и дело ворчала насчет того, что «от осины не родятся апельсины» и про «паршивых овец». Но Хейвен их не слушала. Она нашла Бью и не собиралась терять его. Восемь последующих лет она убеждала себя в том, что один верный друг — это все, что ей нужно.
Но все же чего-то ей не хватало. Что-то не давало ей покоя. Какая-то необъяснимая пустота. Бывало, по утрам она просыпалась с ощущением, будто чьи-то руки ее крепко обнимают, и тогда у нее бешено колотилось сердце. Но стоило ей открыть глаза — это чувство пропадало и не возвращалось, когда она пыталась зажмуриться и вернуть утерянное блаженство.
В девятом классе одноклассники Хейвен начали распадаться на парочки, и в итоге получилось так, что поодиночке остались только она и Бью. Нет, ухажеры у Хейвен, конечно, имелись. Весь девятый учебный год Брэдли Саттон ухаживал за ней со страстью, которая была очевидна для всех, кроме его девчонки, бывшей подруги Хейвен, Морган Мэрфи. Если бы Хейвен ответила на ухаживания Брэдли, она бы заняла место среди самых популярных учеников. Но Хейвен ему отказала. Она знала, что суждена кому-то, но еще она знала, что этот «кто-то» однозначно не учится в старших классах школы «Синяя гора».
Словом, социальной жизни у Хейвен, можно сказать, не было никакой, и она с головой ушла в то дело, которое они затеяли с Бью. К их изумлению и радости, их маленький бизнес сразу начал приносить доход. Своей хворой матери Бью дал обещание поступить в университет в Вандербилте, но на учебу ему были нужны деньги. У Хейвен имелись свои причины трудиться засучив рукава. Она сказала Имоджин, что хочет внести свои деньги в качестве части оплаты за обучение в колледже в Нью-Йорке. Но на самом деле Хейвен давно подспудно чувствовала, что в тот день, когда ее судьба предстанет перед ней, деньги ей не помешают.
А когда видения вернулись, Хейвен поняла, что ждать осталось совсем недолго. С почтой принесли выписку с банковского счета. Скопленные Хейвен двенадцать тысяч долларов благополучно покоились в сейфах банка «First Citizen’s». И вот теперь, благодаря Имоджин, этим деньгам предстояло пролежать там немного дольше.
ГЛАВА 9
Дверь спальни приоткрылась, послышались робкие шаги.
— У меня есть кое-что для тебя, Хейвен.
Хейвен распласталась на кровати, крепко зажмурившись. Она не желала ни с кем разговаривать. Она могла не открывать глаза — настолько отчетливо она представляла себе понурую фигуру матери, ее беспомощную улыбку. Добрым людям сразу хотелось защитить ее, а злым — ударить.
— Я знаю, ты расстроилась из-за колледжа и всего остального. Но я думаю, тебе стоит взглянуть на это, — сказала Мэй Мур шепотом.
Хейвен приоткрыла один глаз и увидела, что мать прижимает к груди обувную коробку.
— Что это? — спросила Хейвен, проворно села и свесила ноги с кровати.
Мать села рядом с ней. Ее впалые щеки покраснели, глаза лихорадочно сверкали. Впервые за несколько лет она казалась живой. Она гладила коробку, словно кожу человека.
— Это то, что сделал Эрнест. Очень давно. Я взяла это с собой, когда мы перебрались сюда. Мать не знает об этом. Но я решила, что тебе пора это увидеть.
Руки Хейвен покрылись пупырышками гусиной кожи. С тех пор, как погиб ее отец, мать очень редко о нем упоминала. Услышать его имя, произнесенное вслух, — это было, как если бы кто-то принялся вызывать духа.