Амурбия и оставшихся в живых защитников крепости повели к кораблям. Воинов определили к гребцам на галерах. Новоявленного князя Феодоро закрыли в трюме корабля. Как только огромный турецкий флот отчалил от берегов поверженного княжества, Амурбий попытался сбежать. Его поймали, связали руки и приставили охрану.
Амурбий много лет жил в княжестве Феодоро, дружил с греками, венецианцами, крымскими татарами, поэтому знал греческий, венецианский и тюркский языки, и поэтому он легко разговорил своего охранника-венецианца. От него князь узнал, что три года тому назад венецианский корабль был атакован в водах Средиземного моря, и он оказался в плену у турков. Охранник принял ислам, сохранил жизнь, но свободу не обрел, так и остался жить в Османской империи.
Под надзором венецианца Амурбию предстояло провести время в душной каморке до того, когда корабль причалит к стамбульскому берегу. Ночью под его храп узник вспоминал родителей.
Отец часто любил повторять фразу: «Сегодня сделал доброе дело, значит – прожил день не зря», а Амурбий считал: «Я узнал что-то новое и мой день прожит не зря». У отца не только сердце было добрым, даже руки были добрыми! Его руки не были похожи на мозолистые руки труженика или покрытые шрамами руки воина. У отца были особые руки, сильные и одновременно источавшие добро. Амурбий лежал и думал что, наверное, Всевышний выбирал пророков из таких людей, как его отец. Матушка была под стать отцу – добрейшей души человек с красивым голосом. Когда она укладывала спать братьев или сестру, напевала разные песенки. А когда матушка пела в саду, то прохожие останавливались и заслушивались, и продолжали свой путь только тогда, когда она заканчивала пение.
Амурбию было двадцать два года, и в будущее он смотрел с тревогой. Может, через два дня его уже не будет в живых, а может, и оставят в живых, но уже не будет свободным человеком. К своему огромному стыду лишь в ночной духоте арестантского трюма он впервые задумался о рабстве. Еще вчера он был свободным, который мечтал о славе, но скоро из пленника может стать рабом, которого как вещь можно продать, покалечить или даже убить. Только тогда, когда потерял свободу, задумался о великой беде и несправедливости в мире, каким является рабство! Удивительно, что человек, считавший себя венцом божественного творения, додумался до такой мерзости, как рабство, думал он. Человеческая жизнь ничего не стоит и не значит, как песчинка в пустыне. И эту песчинку никому не жаль…
«Не буду отчаиваться! Я сбегу! Обязательно сбегу и вернусь домой! Чтобы сбежать, нужны будут силы. Я должен заснуть», – думал молодой черкес.
В эту душную летнюю ночь он представил, что положил свою голову на колени матушки, как она гладит его, как набирает в ладонь холодную воду и освежает его лицо. Казалось, что он ощутил освежающую прохладу на измученном лице, и Амурбий заснул под шум волн.
В Стамбул корабли вошли торжественно. За ними наблюдал падишах. Везде развевались османские флаги. Впереди торжественной процессии волочили перевернутые кресты, иконы и флаги павшего княжества Феодоро, обозначая османскую победу. Потом был пушечный салют, а ночью устроили торжества с фейерверками.
Защитников крепости Мангуп бросили в тюрьму. Она оказалась такой ужасной, что каюта в душном трюме корабля показалась Амурбию царской палатой. Через несколько дней султан прислал за ним людей. Амурбий обрадовался. Он понял, что его двоюродный брат Александр с группой женщин, детей и стариков спаслись! Он не сомневался, что если бы их поймали, то в Стамбуле стало об этом тотчас известно и султан бы его к себе не вызвал. В приподнятом настроении Амурбий пошел с сопровождающими на встречу к османскому падишаху.
Он шел по узким улочкам города, который некогда назывался Константинополь… Вдыхал ароматы цветов, смотрел на зеленые кроны деревьев и думал, что больше их не увидит, как не увидит солнце, голубое небо.
Окружающие на него смотрели с любопытством и сочувствием. Многие их тех, кто на него глядел, сами когда-то были свободными людьми, но их государства пали под натиском османского ятагана. Осиротевшие мальчики из покоренных стран стали военной силой, янычарами; девушки пополнили османский гарем. Амурбий шел с гордо поднятой головой в своем мятом одеянии, весь в пыли и крови. «Жаль, что я не в моей черкеске», – думал он, ощущая дискомфорт в непривычной одежде брата.