— Они почти всегда в таких случаях используют женщин, — в голосе тобора слышалось отвращение, хотя слова означали, что он не согласен с приведенными аргументами.
На этот раз молчание было более продолжительным. Наконец тот, кто высказывал сомнение, заговорил снова:
— В процессе работы я в свое время четко запомнил, что примерно два года назад мы неожиданно захватили человека-химика, который, как было установлено, разработал процесс сексуализации тоборов, — эмоциональное отвращение переполнило его и, несмотря на искренность следующих слов, голос его дрожал. — К сожалению, мы узнали об этом слишком поздно и не смогли тогда найти этого человека. Очевидно, он прошел обычное собеседование и был дементализирован, — он полностью овладел собой и продолжил с сарказмом. — Конечно, это все могло быть просто пропагандой, предназначенной для того, чтобы вывести нас из себя. Но в то время наша разведка докладывала, что в их высших правительственных кругах царит депрессия и обреченность. Нам казалось, что мы напали на его город, схватили его в собственном доме, разрушили лабораторию и сожгли все его записи, но ведь таких налетов было много. Они совершенно не отличались друг от друга, а захваченные при этом пленные не отличались от захваченных при других ситуациях.
Снова воцарилось молчание… затем прозвучало:
— Отдать ему приказ убить себя?
— Выясните сначала, есть ли у него оружие.
Снова возникла пауза. Потом голос зазвучал громче:
— У тебя есть бластер, девяносто второй?
Когда этот вопрос прозвучал из наручного приемника, киборг, до этого слушавший беседу безучастно глядя вдаль, ожил.
— У меня с собой легкое оружие, — ответил он тупо.
Вопрошающий снова отвернулся от микрофона.
— Ну что? — спросил он.
— Прямое воздействие слишком опасно, — ответил второй тобор. — Вы знаете, как они противятся акту самоубийства. Иногда это даже выводит их из подчинения. Воля к жизни у них слишком сильна.
— Мы так ни к чему и не пришли.
— Нет! Прикажите ему не сдаваться живым. Это проходит по другому уровню. Это пробудит его лояльность, заложенную в него ненависть к нашему врагу — человеку и приверженность делу тоборов.
Лежащий среди обломков автомат кивнул в ответ на твердо отданную команду. Естественно… не страшась смерти… конечно.
В голосе Сорна, звучащем из приемника, слышалась неудовлетворенность:
— Я думаю, мы должны форсировать события. Будет разумно сконцентрировать в этом районе излучатели и посмотреть, что произойдет.
— До сих пор они всегда принимали вызов.
— Только до определенного предела. Я серьезно считаю, что мы должны проверить его реакцию. Мне кажется, что этот человек, будучи в неволе, слишком сильно сопротивлялся воздействию, которое на него оказывали, а сейчас он подвергается поистине огромному давлению.
— Люди очень обманчивы, — с сомнением произнес другой. — Некоторые из них хотят просто вернуться домой. Это очень сильное желание.
Это было сказано, должно быть, чисто риторически. После секундного молчания решительно прозвучало:
— Очень хорошо, будем атаковать!
Через час после наступления темноты сотни излучателей заработали с обеих сторон. Ночь вспыхнула сполохами яркого света.
— Уф-ф! — Райс взбежал по трапу на корабль. Его мрачное лицо стало красным от напряжения. Когда дверь за ним захлопнулась, он с изумлением произнес:
— Мисс Хардинг, этот ваш жених — опасный человек. Он любитель пострелять. Нужно бы еще подбросить ему пропаганды.
Девушка побледнела. Она наблюдала за попытками Райса установить экран перед большим заградительным окном поста наблюдения.
— Может, мне следует выйти наружу именно сейчас?
— Чтоб вас там сразу же испепелили? — вмешался Клейермейер. — Не отчаивайтесь, мисс Хардинг. Я понимаю, вам кажется невероятным, что человек, любящий вас, изменился до такой степени, что способен убить, даже увидев вас воочию. Но надо считаться с действительностью. И то, что тоборы решили бороться за него до конца, нисколько не облегчает дела.
— Вот скоты! — произнесла она, всхлипнув без слез. — Что вы собираетесь делать теперь?
— Добавить пропаганды.
— Вы думаете, он ее услышит в этом грохоте излучателей? — Она все еще не могла поверить в происходящее.
— Он с этим знаком, — сухо ответил Клейермейер. — Общий фон уже создан. Даже одно слово, дошедшее до него, напомнит ему всю картину.
Через некоторое время она снова мрачно слушала, как мощные громкоговорители трубили послание ее жениху:
— …Ты человек. Мы люди. Ты был захвачен роботами. Мы хотим тебя освободить. Эти роботы называют себя тоборами потому, что это звучит лучше. Они роботы. Они не люди, а ты человек. Мы люди и хотим тебя освободить. Делай то, что мы просим сделать. Не делай ничего, что они тебе говорят. Мы хотим тебе добра. Мы хотим тебя спасти.
Внезапно корабль пришел в движение. Затем раздался голос командира «Грифа»:
— Я вынужден дать команду «на взлет», — пояснил он. — Мы вернемся к рассвету. Тоборы несут большие потери, они вынуждены вести ближний бой. Но и нам тут оставаться слишком опасно.
Командир чувствовал, что девушка очень взволнована и может расценить его приказ к отступлению не лучшим образом. Негромким, спокойным голосом он объяснил ей:
— Мы совершенно уверены, что раб использует все возможности, чтобы остаться живым. Его этому долго обучали. Кроме того, мы развернули экран, и представление будет периодически повторяться.
Он поспешил продолжить, прежде чем она успела что-нибудь возразить.
— Более того, мы получили разрешение на прямой контакт с ним.
— Что это значит?
— Мы будем использовать очень слабый сигнал, который может приниматься лишь с расстояния в несколько сот ярдов. При таком контакте тоборы не смогут разобрать наш разговор. Мы надеемся, что удастся его расшевелить, и он выложит нам свою секретную формулу.
Хуанита Хардинг долгое время сидела, нахмурившись. Когда, наконец, она заговорила, ее ответ прозвучал чисто по-женски.
— Я не уверена, что могу одобрить то, что вы показываете на этом экране.
— Нам приходится воздействовать на самые примитивные центры человеческой психики, — ответил рассудительно командир и поспешно удалился.
Джон Грегсон, который все еще был киборгом, поймал себя на том, что не может оторваться от яркого экрана. По мере того, как он все больше осознавал свои действия, Грегсон прекратил судорожные попытки понять, что означают эти ускользающие формы, которые манили его из укрытия. Киборг шагнул назад.
Его окружал полный мрак. Когда он отступил еще немного, то споткнулся об искореженную балку и чуть не упал, но успел остановить падение, схватившись рукой за обожженный и проржавевший металлический прут. Под его весом прут скрипнул, и слой ржавчины остался в ладони.
Он осторожно отошел в темноту, чтобы лучше видеть отражающийся свет. Впервые стало понятно, что он находится в одном из разрушенных городов. «Но как я сюда попал? Что со мной произошло?» — пронеслось в его сознании. Голос из наручного приемника заставил его подскочить.
— Сорн! — раздалось из динамика.
От ледяного тона Грегсон сжался. В глубине сознания прозвенел колокол узнавания. Он уже был готов ответить, когда понял, что обращались не к нему.
— Да? — ответ звучал достаточно четко, но как будто на значительно большем расстоянии.
— Где вы сейчас?
— Я приземлился в полумиле от экрана, — медленно ответил Сорн. — Это просчет, так как я намеревался сесть гораздо ближе, но, к сожалению, во время посадки потерял направление. Я не могу ничего увидеть. Экран, на котором они показывают картины, все еще поднят. Можно видеть его отражение в наручном приемнике девяносто второго. Это, несомненно, яркий ориентир.
Первое же упоминание его номера включило цепь ассоциаций. Второе — принесло с собой целый поток ужасных воспоминаний, от которых Грегсон съежился. В промелькнувшем калейдоскопе образов он разобрался и понял, как оказался в таком положении. Джон постарался вспомнить последовательность действий, которые возвращали ему контроль над собой. Кто-то настойчиво повторял его имя… не его номер — его имя. Каждый раз ему задавали вопрос: что-то о формуле — чего? Он не мог вспомнить. Что-то о… Внезапно он вспомнил!..