Итак, что-то происходило.
Система управления гигантского корабля автоматически восстанавливала прежний режим взаимодействия с планетой под ним. Нагрузка на все конструкции корабля возрастала с каждой секундой. Каждая молекула реагировала на изменения гравитационного поля — теоретически это должно было бы происходить синхронно, но на самом деле между различными элементами существовали незначительные сдвиги. Поэтому все полы скрипели, все стены сотрясались, все гнулось и трещало.
К несчастью, все это лишь предвещало реальную опасность. Черная дыра, находившаяся в непосредственной близости от планеты, еще не восстановила свое равновесие. Когда это наконец случится, произойдут невероятно сильные возмущения.
Модьун поднялся на ноги, как только смог, и увидел, что генерал Дуэр тоже пытается встать. Быстро. Смело. Но первые слова ганианина прозвучали на редкость глупо. Он сказал:
— Я знаю, вы не обрушите корабль на свою армию внизу.
Неподходящий момент, чтобы объяснять полевому командиру его ошибку.
Модьун приказал:
— Свяжите меня с вашим главным начальником.
И потребовал мгновенного согласия.
Менее чем через полминуты ганианин с суровым лицом, изображение которого мгновенно появилось на одном из экранов внешней связи, слушал, как Модьун рассказывал о расе зувгайтов, о намерениях комитета захватить галактику и о гравитационном вихре, каковым являлась черная дыра.
Последним советом Модьуна было: «Передайте предупреждение по радио всему миру. Скажите, чтобы ваши люди спрятались под прочные укрепленные объекты, например под дома с бетонными фундаментами, заделанными в почву. Под полом закрепите матрацы или что-нибудь мягкое, чтобы в момент воздействия разрушительной, направленной вверх силы гравитации людей прижало к матрацам. Так как время в черной дыре течет очень медленно, то первая реакция, вероятно, не наступит еще несколько часов».
Он закончил связь категорическим требованием полного подчинения.
Сработает ли какой-нибудь метод защиты? Модьун не был уверен. Велика была вероятность того, что куски Ганин разлетятся по всему космосу.
Действительно будущее ганиан могло быть безрадостным, о чем Модьун и доложил генералу Дуэру:
— Я думаю, что ваши войска должны остаться на борту, и, если возможно, возьмите сюда соответствующее количество женщин-ганианок. А сейчас проводите меня туда, где я смогу установить контакт с командирской рубкой корабля. Я чувствую, что у нас нет с ними связи.
Добравшись до места, он не стал дожидаться, когда попадет к передающему устройству. Двигаясь по коридору, он активизировал систему восприятия и таким образом обнаружил нунули.
Передав ему мысленное сообщение, он получил немедленное согласие.
— Пусть войска поднимутся на борт. Медленно взлетайте и держитесь на расстоянии в сотню миль от поверхности. Передайте по кораблю предупреждение, что мы можем подвергнуться влиянию различных гравитационных сил, направленных вверх. Каждый должен лежать на своей койке, привязанный ремнями безопасности.
Это было все, что он мог сделать.
Модьун вернулся в свою каюту. Теперь его мучило чувство вины. «Раньше я никогда не позволял себе нарушать тайну мысли других существ», — думал он.
Эти неприятные мысли не давали ему спать спокойно.
Глава XXVIII
Модьуна разбудил глухой шум, и он испугался. Звук доносился сквозь стены его каюты снаружи, из коридора. У Модьуна промелькнула мысль:
— Где находился нунули, когда я отдавал ему приказы?
Он знал, что это было не жилище нунули. Но что это было за место, Модьун тоже не мог вспомнить, поскольку не склонен был подглядывать за действиями других кроме тех случаев, когда это было абсолютно необходимо.
«Но я должен отдавать себе отчет в том, что все случившееся произошло из-за меня. Из-за меня, Модьуна, землянина, зувгайты пытались уничтожить корабль».
Когда эта мысль сформировалась, Модьун поднялся с кровати. Нужно было помнить, что противник уже готовит другой план его уничтожения. Обдумывая эти нерадужные перспективы, Модьун оделся и открыл дверь.
Его встретил настоящий сумасшедший дом.
По крайней мере, таким было первое впечатление. Оглушительный рев голосов и непрерывный топот ног создавали ощущение полного бедлама.
Зрелище было не из приятных. Коридор был забит грязными людьми-животными, волочившими свои вещмешки и электрические ружья.
Здесь стоял запах, по-видимому, ганианской грязи, смешанный с запахами неземной растительной жизни. Каждый из людей-животных, очевидно, провел немало времени, лежа в траве или прячась в кустах, и испачкал одежду. Теперь она воняла.
Модьун смотрел на живой поток вернувшихся солдат и ощущал удовлетворение, которое буквально переполняло его тело: может быть, в прямом вмешательстве и в самом деле нет ничего плохого. Но он еще помнил, как совсем недавно пытался пройти по этому коридору и как трудно было ему и нунули продвигаться против такого же потока людей-животных.
«Неужели я хочу, чтобы меня снова втянули в это?»
Тысячелетия невмешательства человека в земные дела диктовали ему отчетливое «нет». Но внутри него возникло новое сильное чувство — особая горячечная решимость, происходившая из убеждения, что он должен, по крайней мере, побеседовать с комитетом прежде, чем принимать решение о своем будущем. Это чувство гнало его вперед.
Модьун пробрался к первому ярусу подъемников, и его буквально затолкали в переполненный лифт, направляющийся вверх. Он поднялся в самый верхний из доступных отсеков, и к этому времени в лифте кроме него остался лишь офицер-гиена с золотыми нашивками, которого Модьун никогда раньше не видел.
Модьун был немного обескуражен, когда его попутчик прошел по фойе к тому же лифту второго яруса, что и он. Удивленный, Модьун повернулся, чтобы рассмотреть офицера-гиену, и впервые заметил, что на его форме нет ни единого пятнышка. Очевидно, он не сражался внизу, на грязной Гании.
Оба молча стояли перед дверью лифта. Пока дверь не открылась, офицер молчал. Он, очевидно, изучал Модьуна и думал о чем-то своем.
— Вы уверены, что имеете право подняться наверх? — спросил он. — Это служебная зона.
— Да, — ответил Модьун. Он говорил небрежно, потому что принял решение, а сопротивление на этой стадии, конечно, уже не имело никакого значения.
— Могу поклясться, — сказал человек-гиена, — что обезьян не пускают в эту секцию.
— Меня пускают, — отрезал Модьун. Он говорил спокойно и сразу же вошел в лифт. Модьун чувствовал, что офицер следует за ним, и понимал, что того мучают сомнения. Когда лифт двинулся вверх, человек-гиена замер, видимо, в полной растерянности. Модьуна, поглощенного своим намерением найти нунули и поговорить с ним, все больше тревожила перспектива быть втянутым в очередное выяснение отношений. Возможно, разумное замечание ослабит возникшее напряжение. Он вежливо объяснил:
— Я собираюсь поговорить с хозяином нунули.
Говоря это, он наблюдал за коричневатым дубленым лицом попутчика. Тут не задавали лишних вопросов: правила иерархия. Он знает нунули. Офицер сказал удивленным тоном:
— Тогда вы имеете право идти.
— Да, — сказал Модьун. И тут же потребовал дополнительных данных: — Когда мы взлетим?
— Должно пройти примерно двенадцать часов, — гласил ответ. Человек-гиена добавил, не замечая, что выдает тайну, которую, без сомнения, ему запретили с кем-либо обсуждать: — Ученые уже устанавливают водородную бомбу, чтобы взорвать ее дистанционно после взлета. Им еще предстоит подняться на борт.
Модьун чуть не пропустил самое главное, чуть не отправился спать до утра. Чуть-чуть… но не совсем.
«Теперь видно, насколько я был близок к безрассудству, — подумал он мрачно. — Едва не позволил взорвать миллион живых существ банде, способной принести в жертву сколько угодно индивидуумов, чтобы уничтожить одного человека. В известном смысле, это, конечно, не имеет значения. Они все смертны и в конечном счете все равно умрут».
Но Модьуна волновало преимущество, нечестно присвоенное комитетом благодаря использованию высших знаний и науки. Злоупотребление силой — вот как это называлось. Он чувствовал враждебную реакцию своего тела на эту несправедливость.