Говорят, что некоторые вчерашние вспышки наутро могут показаться не только ненужными, но и постыдными. Однако на следующий день Назимов не раскаивался о своей выходке. Он выругал Задонова за то, что тот помешал ему еще раз ударить Владимира. Заодно он наговорил резких слов и Йозефу, защищавшему Николая.
Вечером штубендинст предложил Баки кусочек хлеба с маргарином.
— Спасибо, — буркнул Назимов, не поднимая головы. Все же хлеб взял.
— Почему такой мрачный? — спросил Йозеф.
— Не вижу причин для веселья.
— А киснуть есть причины?
— Это еще вопрос, кто киснет, — по-прежнему сумрачно проговорил Назимов. — Сижу вот, чиню робу, чтобы к господу богу явиться в полном параде.
— К богу на свидание еще рановато, всегда успеете. Нужно земные дела прежде уладить… Ешь, ешь, — подтолкнул его Йозеф. — Чего не притрагиваешься к хлебу? Поправляться надо.
— Боюсь, в горле застрянет.
— Ну и пусть застрянет, потом проглотишь. Это лучше, чем манна небесная, которой все равно не дождешься. Хлеб не простой, праздничный.
Йозеф даже улыбнулся: ведь сегодня русские с утра поздравляют друг друга с праздником, у них — годовщина Октября.
— Подыми голову, драчун этакий. Я принес тебе хорошие вести… — Понизив голос, Йозеф сообщил: — Говорят, ваши вчера Киев освободили…
Стараясь скрыть радость, Назимов сухо спросил:
— Это правда?
— За полную точность не могу ручаться. Сам от людей слышал, — хитро подмигнул старик.
Было видно, что он хотел сказать что-то еще, но не решался.
Назимов настороженно ждал. В то же время он не мог отвести глаз от хлеба с маргарином, это было настоящей пыткой. Не выдержав, принялся жевать. Йозеф не обращал на него внимания, стоял молча, глядя куда-то в сторону.
Назимов между тем лихорадочно соображал: «Праздничный» гостинец… Весть об освобождении Киева… Как связать все это? Зачем Йозеф говорит все это? Чего добивается?..»
Выждав, пока Назимов расправится с хлебом, староста огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, спросил тихо:
— Вы, кажется, подполковник?
Баки вздрогнул. Он никому не говорил здесь о своем воинском звании. Кем он был в армии, знали только два человека: писарь канцелярии да Задонов. Но Николай не мог никому проговориться. Значит, оставался только писарь. Выходит, Йозеф близок к нему. Стало быть… Так вот каков его праздничный гостинец! А вслух Баки сказал холодно:
— Нет, вы ошибаетесь, господин штубендинст. Я рядовой солдат Советской Армии. К тому же мое воинское звание не имеет никакого значения здесь.
Йозеф невозмутимо выслушал его, так же спокойно ответил:
— Ошибаетесь вы, а не я. Ваше звание имеет значение.
— Уж не хотите ли вы сказать, что оно имело бы значение для моей службы в РОА? — язвительно спросил Баки. — Это предложение я уже имел честь выслушивать в гестапо! — презрительно добавил он. — А вчера и здесь — один из этих мерзавцев…
«Все равно пропадать, — думал Назимов, говоря эти решительные слова. — Надо идти напролом».
Йозеф осуждающе покачал головой.
— Так нельзя… Нельзя горячиться, — повторил он совсем тихо. — Вот сегодня ночью двое покончили с собой, бросились на проволоку. Я знал их. Хорошие ребята. Но у них не выдержали нервы. Они предпочли смерть, выразили, так сказать, протест. Нет, это не тот путь. Это — не путь борьбы. Борьба должна быть сильнее смерти! Она продолжается и здесь, за колючей проволокой.
— Да, да, сильнее смерти! — желчно усмехнулся Назимов. — Трупы не успевают сжигать в крематории.
Он повернулся спиной к собеседнику, давая понять, что им больше не о чем разговаривать.
Йозеф выдержал и это. Тем же ровным, тихим голосом он продолжал:
— Значит, вы не верите мне? А сами… В таком случае нам действительно нет смысла продолжать разговор. — Теперь он тяжело поднялся с места. Еще раз испытующе посмотрел на Назимова. Хотел было махнуть рукой, но удержался. Еще минуту постоял, затем, словно приняв решение, твердо сказал: — Тогда я приведу к вам Черкасова…
Йозеф быстро удалился. Назимов даже не успел спросить, о каком Черкасове он упомянул.
Спустя минуту Назимов бросился разыскивать Николая. Сегодня теплый день, мало кто остался в бараке. Задонов тоже был на улице.
— Если меня завтра вызовут к «третьему окну», знай: старик провокатор! — залпом проговорил Назимов.
Николай непонимающе взглянул на него. Пришлось почти слово в слово пересказать разговор с Йозефом.
— А кто этот Черкасов? — спросил Николай, Ему тоже передавалось волнение друга.