Альфред Ван Вогт
Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А
Вечный дом
Пролог
Первое, что он услышал, когда пришел в себя, был голос человека откуда-то из темноты:
— Я читал о таких ранах, доктор, но вижу ее впервые.
Тогда он понял, что пуля, которую в него выпустили, — а это он помнил очень хорошо — должно быть, только ранила его, и он все еще был жив. Все еще жив!.. Радость его растворилась, как джем в теплой воде, и он опять провалился в глубокий сон. Когда он снова пришел в сознание, он услышал, как какая-то женщина громко говорила:
— Таннахилл… Артур Таннахилл из Альмиранта, штат Калифорния…
— Вы уверены?
— Я секретарь его дяди. Я бы везде узнала его.
И он впервые подумал о том, что у него есть имя и место, где он родился.
Он еще больше пришел в себя. Вдруг началось какое-то движение.
— Ну, ладно, — прошептал кто-то, — вынесите его через окно.
…Темнота и ощущение, что его куда-то выносят и опускают, качнув немного. Мужчина засмеялся, а женщина сказала:
— Если космический корабль не приземлится вовремя, я…
Потом он понял, что его подняли и быстро понесли, а откуда-то неподалеку доносился мощный пульсирующий звук. Это ощущение вдруг уплыло в темноту. Мужской голос произнес:
— Конечно, народа на похоронах будет много. Очень важно, чтобы во время службы он выглядел бы как мертвый…
Его переполнило чувство негодования при мысли, что он был заложником собственного забытия. Но все его члены намертво сковало словно параличом, когда где-то совсем рядом он услышал торжественные и печальные звуки похоронной музыки. Зажатый, словно в тисках, пережил он страшный момент, когда прибивали крышку.
Комья земли гулко ударялись о деревянный ящик, который был его собственным гробом. Темнота, словно промокашка, опустилась на его сознание, но, видимо, что-то внутри продолжало отчаянно бороться. Потому что вдруг он ясно осознал, как долго он спал.
Он все еще лежал в гробу, но чувствовал на лице прохладное дуновение свежего воздуха. В полной темноте Таннахилл поднял руку и наткнулся на мягкий атлас, но через минуту его ноздри опять почувствовали дуновение. И когда его было охватил более осознанный ужас, он услышал какое-то движение. Кто-то копал.
Кто-то разрывал его могилу.
Мужской голос произнес:
— Все в порядке, поднимайте коробку и быстро вынимайте гроб. Корабль ждет.
Это было уже слишком для человеческого сознания. Когда он снова пришел в себя, он лежал на больничной кровати.
I
До Рождества оставалось три дня, и Стивенс надолго задержался у себя в офисе, чтобы закончить работу и ни о чем уже не думать в праздник.
Позже он пришел к убеждению, что его присутствие в офисе было одним из самых важных совпадений в его жизни.
Где-то около полуночи он отложил было свои юридические справочники в сторону, когда вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку и автоматически произнес:
— Эллисон Стивенс.
— Западное объединение, — ответила девушка на другом конце провода. — Для вас, сэр, ночная телеграмма от Уолтера Пили, Лос-Анджелес.
Пили был главным поверенным по имущественным делам семьи Таннахилл. Именно он назначил Стивенса местным поверенным. Стивенс подумал про себя: «Ну, что еще?» Но вслух сказал:
— Прочтите ее, пожалуйста.
Девушка медленно зачитала телеграмму: «Артур Таннахилл должен прибыть или уже прибыл в Альмирант вчера вечером или сегодня вечером. Будьте готовы к звонку, но сами не навязывайтесь ему. Возможно разумнее подождать и представиться ему после Рождества. Мистер Таннахилл только что вышел из больницы после продолжительного лечения, которое было необходимо после произошедшего с ним несчастного случая, в результате которого он был ранен; свои планы держит в строжайшем секрете. Хочет провести некоторое время в Альмиранте. По его собственным словам, он хочет кое-что узнать. Окажите ему всяческое содействие, о котором он попросит, и решите сами, расширять ли ваши контакты. Ему немногим более тридцати, то есть он вашего возраста, а это может помочь. Помните, однако, что управление делами резиденции Таннахиллов, известной в округе как Большой дом, не входит в круг ваших служебных обязанностей, если на этот счет не последует прямых указаний мистера Таннахилла. Это всего лишь предупреждение. Всего наилучшего».
Девушка закончила.
— Вот и все. Хотите, чтобы я перечитала еще раз?
— Нет, я все понял. Благодарю вас.
Он повесил трубку, запер ящик стола и, повернувшись, задержал взгляд на окне. Стивенс увидел лишь несколько размытых огней, потому что большая часть города Альмиранта раскинулась слева и ее не было видно. Небо было черное как смоль, и ничто не напоминало о том, что Тихий океан от города всего лишь в полукилометре.
Но это Стивенса не волновало, он едва ли что-то видел из окна. Его обеспокоила телеграмма, которую он получил. Общий тон телеграммы говорил о том, что Пили все это волновало, но вместе с тем он не раскрывал карты. Хотя в целом советы он дал неплохие. Если наследник Таннахиллов и странно ведет себя, то адвокатам следует просто быть осмотрительнее. Ведь глупо же будет, если Стивенс, например, потеряет свое место из-за того, что молодой Таннахилл сочтет его занудой.
«Позвоню ему завтра, — решил Стивенс, — и скажу, что я в его распоряжении. Если это ему не понравится, я все равно здесь не задержусь».
Он помедлил немного у выхода, чтобы убедиться в том, что дверь заперта. Все еще стоя у двери, он вдруг услышал откуда-то из глубины здания отчетливый жалобный женский крик.
Стивенс круто повернулся.
Сначала все было тихо. Но когда он немного расслабился, то начал различать едва слышимые звуки. Улеглась дневная суматоха, потоки влажного воздуха с океана охладили город: поскрипывали двери, шуршали жалюзи на открытых окнах, потрескивал паркет.
Здание казалось пустым.
«Как управляющий этого офиса, — подумал он, — я должен все проверить».
Палмз Билдинг, в котором работал Стивенс, вытянулся на большом участке земли. Две лампы тускло освещали длинный коридор, в который выходили двери его офиса. Еще две лампы висели в средней части коридора и две — в дальнем его конце. Никого и ничего подозрительного там видно не было.
Стивенс быстро подошел к лифту и нажал кнопку. Он услышал, как моментально захлопнулись дверцы лифта. Загудел мотор, и тросы, жалобно попискивая, потянулись вверх. Лифт остановился, и дверцы открылись. Перед ним стоял Дженкинз, ночной лифтер. Настроение у него было отличное:
— Салют, мистер Стивенс. Что-то вы припозднились сегодня, а?
Стивенс спросил:
— Билл, кто там еще остался наверху?
— Постойте, по-моему только эти индейцы-идолопоклонники, там, в 322. Они, — он осекся. — А что случилось, сэр?
Стивенс в нескольких словах объяснил. Он уже досадовал, что так разволновался. Одна эта фраза Дженкинза заставила его почувствовать разочарование. Индейцы-идолопоклонники! Он смутно припоминал, где же находится 322. Она числилась за «Мексиканской фирмой».
— Не могу сказать, чтобы там были только индейцы, — Дженкинз будто отвечал на возникшие у него сомнения. — Они все белые, за исключением одного или двух. Но Мэдж говорит, что все стены там увешаны индейскими каменными божествами.
Стивенс удрученно кивнул. Часть состояния Таннахилла была вложена в древнюю мексиканскую скульптуру, и после того, как Стивенс стал поверенным по его делам, он специально изучал этот вопрос. Не очень-то все это пришлось ему по душе. Нищий, дикий, несчастный народ — такое у него создалось впечатление. Но крик теперь можно было легко объяснить. Это обычный ритуал одного из обрядов, когда верующие стонут и плачут, и издают вопли, и это происходит в любом мало-мальски приличном городишке по всему западному побережью.
— Я думаю, — сказал Стивенс, — нам лучше постучаться и…
Его оборвал второй крик, приглушенный, надрывный, внушающий ужас, видимо, вырвался он от непереносимой боли. Лицо Дженкинза стало серым.