Он отошел от окна, прошел мимо Мистры, задев ее, и быстро прошел по коридору в библиотеку и музыкальную комнату. Оказалось, что он хорошо ее запомнил. Войдя, он бросил один быстрый взгляд и увидел металлическую дверь, к которой вела лестница… Когда он был здесь в первый раз, она была заперта. Сейчас она была открыта. Он поднялся по ней и вошел в кабину управления космическим кораблем — это сомнений не вызывало.
Там было четыре стула, встроенные в рамы, приделанные к полу. Они стояли в ряд перед длинным изогнутым пультом управления. Эта кабина видимо располагалась над жилыми помещениями, потому что он мог смотреть через «окна» в любом направлении и увидел выпуклый металлический корпус обтекаемого, но почти прямоугольной формы корабля. Над окнами и прямо перед стульями было прикреплено несколько телевизионных экранов, на одном из которых светилось изображение того, что можно было видеть внизу.
Корабль словно повис в пространстве. Не было ни ощущения движения, ни звука моторов. Стивенс хотел было сесть на один из стульев, но резко выпрямился:
— Это ведь совершенно точно ее квартира. Видимо, нижняя часть здания Уолдорф Армз была как бы стартовой площадкой корабля, а купол — пусковой установкой. Здесь она меня не обманывала.
Он сам себе удивлялся, ведь он долго всему этому не верил, несмотря на то, что обо всем знал. Но с самого начала одних слов было недостаточно, чтобы убедить его. Теперь ему все и продемонстрировали.
Но все-таки он мысленно вернулся именно к словам — ко всему тому, что она сказала в прошлый раз о нападении на Лориллу. Медленно, шаг за шагом, он вернулся в гостиную. Мистра сидела на диване, держа свой стакан в руке, его стакан стоял на столике перед ней. Когда он вошел, она вопросительно посмотрела на него, потом покачала головой.
— Ты все еще не соглашаешься помочь мне? — спросила она.
— Я не могу.
— Почему?
Ему очень хотелось найти веские аргументы. Но он не находил нужных слов. Наконец, он спросил:
— Почему ты думаешь, что тебе нужна моя помощь?
— Во время последней войны на борту бомбардировщиков были большие отряды военных для того, чтобы проводить различные операции: для каждого задания — определенный человек. В моем распоряжении есть аппаратура, которая теоретически даст мне возможность выполнить эту работу, но практически это затруднительно по крайней мере под огнем противника.
— Тебе приходится учитывать даже это?
Мистра кивнула:
— Какое-то время мы будем в радиусе действия самой мощной в мире противовоздушной обороны. Мой корабль был создан не для того, чтобы воевать. Вот почему они отдали его мне. Так мне сказали сегодня. Так им легче рассчитывать на то, что ни один член группы не будет рисковать жизнью.
— А ты будешь?
— Эллисон, мы должны воспользоваться возможностью. Другого пути нет.
Стивенс попытался найти какой-то подходящий ответ, но это ему не удалось, и, наконец, он сказал раздраженно:
— Чего я не в состоянии понять, так это почему такая спешка?
— Я получила очень важные новости. Нападение на Соединенные Штаты перенесено на октябрь вместо следующего января.
— До этого еще восемь месяцев, а ты так взволнована. — Стивенс просто физически ощущал, как где-то у него внутри поднимается агрессивность и пытается вырваться.
— Ты не понимаешь, — сказала Мистра. — Бомбы, которые они будут использовать, хранятся партиями. В течение следующей недели они будут распределены по военно-воздушным и морским базам. После этого возможно только психическое давление.
Долгую минуту она смотрела на него, а потом сказала:
— Тебе придется поверить мне на слово, что существует опасность и возможно нападение. — Она помолчала немного, потом закончила: — Эллисон, это твой шанс попасть в дом.
Предложение было слишком неожиданным, чтобы он мог сразу его осознать. Стивенс притих, мысль его работала медленно, как это бывает после шока. До него вдруг действительно смутно дошло, что ему следовало предполагать, что она сделает такое предложение. Ведь после всего, что он узнал, у группы было два выхода. Либо взять его в Большой дом, либо убить! И сейчас Мистра говорит ему, что ее цена — постараться сделать так, что его возьмут.
Он заволновался, подумав об отсутствии выбора. Ему очень хотелось верить, что она сможет это сделать, но все прошедшие события, и то, что она сама в опасности, оставляли мало надежды. Наконец, он вяло произнес:
— Я сомневаюсь, сможешь ли ты одна открыть для меня двери Большого дома.
Она сказала:
— Думаю, что смогу. — И не глядя на него, она предложила: — Дорогой мой, жизнь длинна, и в ней есть неприятные минуты. Конечно, в самой этой мысли присутствует ужас: «Что это все означает? Куда это ведет?» Эллисон, я играла с маленькими детьми, а потом, девяносто лет спустя, я стояла, все такая же молодая, и смотрела, как одного из них, высохшего и в саване, опускали в могилу. Это ужасно, я могу тебе сказать. Некоторые из нас становятся циниками и черствыми людьми и тем самым как бы устанавливают барьер перед жестокостью смертной жизни. И я так жила какое-то время. Я жила сегодняшним днем. У меня были десятки любовников, один за другим, и я бросала их при первых же признаках старения. Это прошло, и какое-то время я жила, как монашка. Но это была лишь реакция. Постепенно у меня сформировалась более здоровая жизненная философия — философия долгой жизни. И как ни странно, эта философия, которую я так медленно постигала, основана на понимании простых вещей: то, что полезно для здоровья — хорошо; должно быть равновесие между потребностями тела и разума; да и многое другое, что выглядит гораздо более тривиальным, когда об этом говоришь, нежели это есть на самом деле. Но, как я поняла, существует нечто гораздо более важное для женщины, чем все остальное, и именно в этом я осталась обделенной. Ты догадываешься, о чем я говорю?
Стивенс тепло взглянул на нее, задетый за живое необычайной искренностью и серьезностью, звучавших в ее голосе. И вдруг осознание того, что она имела в виду, взволновало его.
— У тебя никогда не было ребенка. Ты об этом говоришь?
Мистра кивнула.
— Закон группы: никаких детей. Когда-то дети рождались, но их отдавали на воспитание. Это было сделано без угрызений совести, и я приняла все это, как и требовалось. Но теперь я этого не принимаю. Уже десять лет я ищу мужчину, который бы мог стать отцом моего ребенка.
Она замолчала, потом глубоко вздохнула:
— Эллисон, я полагаю, ты догадываешься, — я хочу, чтобы этим мужчиной был ты.
Пока она говорила, он почувствовал, как ее пальцы коснулись его руки. Он не заметил, как она протянула к нему руку, и это неожиданное прикосновение было для него словно искра. Она породила пламя, которое охватило все его тело. Он схватил ее руку, сжал ее и нежно поцеловал.
И не говоря больше ни слова, они начали раздеваться. Еще минута, и он легко подхватил ее на руки, понес в спальню и опустил на кровать. Она протянула к нему руки. Он позволил ей притянуть себя и опустился с ней рядом.
Когда они обнялись, Стивенс вдруг подумал: «Может быть, она пытается купить меня своим телом?» Он думал об этом лишь мгновение, но потом отбросил эту мысль, как не имеющую значения. В каком-то смысле так оно и было. Но это была его женщина, хотя бы только на сейчас. Ее охватило желание, и он был счастливчиком, который мог его удовлетворить. Он был даже склонен верить, что долгие годы она ни к кому не испытывала такого ответного чувства, как к нему.
Какое-то время он вообще ни о чем не думал, он лишь ощущал ее физическую близость и нарастающее чувство возбуждения. Он подумал о том, может ли смертный мужчина любить бессмертную женщину? Нет, сейчас он не хотел думать об этом. Это было сейчас, а не когда-нибудь потом, когда он станет старше, а она будет все еще молодой, красивой и желанной. Здесь и сейчас это была любовь крепкого мужчины и здоровой женщины, которые с каждой встречей доказывали, что любят друг друга очень сильно. И еще было приятно осознавать, что ни разу у них не проскользнуло в отношении друг к другу ничего ханжеского.