Хаулэнд подался вперед.
— Стивенс, — сказал он. — Я готов забыть прошлое. Все позади. Моя голова опять при мне. Проблема в следующем — я погиб, если я просто сниму обвинение. Если ты предложишь хоть какой-нибудь выход из положения, я у тебя в долгу.
Стивенсу пришлось преодолеть напряжение, от которого у него просто подвело живот. Вот она, эта возможность, о которой он мечтал. Он сказал:
— Я подскажу тебе, как мы можем распутать это дело с Таннахиллом.
— Продолжай! — сказал мягко Хаулэнд.
Хладнокровно, останавливаясь, только чтобы перевести дыхание, Стивенс рассказал о том, как хлестали Мистру, но ничего не сказал о том, кто были те люди, которые избивали ее хлыстом. Он не называл имен, не обмолвился и словом о космических кораблях, пещере, бессмертии или корабле под горой, на котором был робот. Вместо этого он сконцентрировал рассказ вокруг мысли, что существовала группа людей, которая совершала обряды и видимо качала деньги из состояния Таннахилла. И что только это объясняло убийство сторожа и все последующие события.
Когда Стивенс, наконец, вышел из кабинета прокурора округа, ему показалось, что он сделал еще один большой шаг в пропасть.
Он подъехал к Большому дому. Когда он обогнул знакомый ряд деревьев и уже увидел этот величавый каскад ступеней, то подумал, что вряд ли здесь сейчас кто-нибудь есть.
Несколько минут он звонил в дверь, но ему никто не открыл. Он мог бы войти, открыв дверь ключом Мистры, но вместо этого он подошел к краю террасы, спрыгнул на траву и начал обходить дом сзади.
Оттуда дом выглядел темным, очертания его были неровными на фоне голубого неба и сверкающего синего моря. На всей этой громаде лежала печать одиночества, и тяжесть невероятного возраста будто давила на него и на ту землю, на которой он стоял.
Дом купался в солнечном свете. И было понятно, что для него убийство, так же как и насилие, — дело обыкновенное, а интрига — что-то такое же естественное, как сама жизнь и смерть, которые он был предназначен пережить. Этот дом наверное хранил столько секретов, сколько лет он стоит, а в его теплых гладких стенах таилась вся его кровавая история…
Все остальные здания находились в стороне от дома и были отделены от него целой серией цветочных садиков и двумя изгородями высокого кустарника. Деревья были очень живописно посажены возле каждого здания с тем, чтобы скрыть от обитателей дома те ужасные вещи, которые могли там происходить.
Он подошел к восточному склону холма. Под ним распласталась долина, и с высоты была хорошо видна ферма с зеленой крышей. А за ней еще несколько холмов откатывались к горизонту. Стивенс пошел к вершине холма, туда, где дорога подходила к краю обрыва, — та самая дорога, по которой Мистра вела машину.
Когда он вернулся к первому из зданий, расположенных по соседству с Большим домом, он четко представлял себе, что же такое Большой дом и его окрестности. Солнце уже повисло низко на западе небосклона над бесконечным сверкающим водным пространством. Стивенсу не захотелось пересекать огороженные зеленые газоны перед другими девятью зданиями, которые выстроились позади дома. Он подумал, что там ничего интересного он не найдет. Если что и представляло интерес, так это дом.
Он вошел в дом через парадную дверь и исследовал каждую из двенадцати комнат. Там было восемь спален, просторная библиотека, столовая, гостиная и огромная кухня. Застекленная дверь вела из каждой комнаты во внутренний дворик.
Потом он остановился в холле и внимательно проанализировал дизайн внутренних покоев. Он заметил, что здесь с каждой стороны было по две прекрасно реконструированных комнаты…
Уже стемнело, когда Стивенс отъехал от дома. У него было какое-то чувство подавленности. Он так и не обнаружил, кто же был индеец, который один выжил из всех первых людей, населявших этот дом. Стивенс пообедал в городе и отправился домой. Он поставил машину и шел к дому, когда из-за кустов на него набросили веревочную петлю и она мягко упала ему на плечи и затянулась на локтях. Тут же его сбили с ног.
Удар оглушил его, и он уже не смог сопротивляться, когда его связывали веревкой и сунули кляп в рот.
XVIII
— Ну, ладно, Стивенс, вставай и пошли!
Стивенс!То что назвали его имя, убило даже слабую надежду, что это просто банда ночных грабителей. Стивенс с трудом поднялся и споткнулся, когда сильные руки схватили его за ворот плаща и рванули, разорвав на спине пополам и пиджак и рубашку. Полуобнаженного, его ткнули в ствол дерева и привязали к нему веревкой.
Несколько мгновений спустя в воздухе послышался тонкий свистящий звук. И на его плечи опустился хлыст.
Стивенс задохнулся. Будто ножом провели у него по спине. От второго удара у него перехватило дыхание, и в него вдруг вселился панический ужас, что ему сейчас выбьют глаза и исполосуют лицо. Сжав зубы, он прижал голову к стволу. О, Боже, подумал он, они заплатят за это!
Эта мысль, эта ярость помогли ему выстоять, пока его карал хлыст. Боль притупилась и не была такой острой. У него начали подгибаться колени, а перед глазами поплыл туман. Он не представлял себе, сколько времени его били, он только услышал мрачный голос:
— Мы бы могли прикончить тебя. Но пока что ты получил предупреждение. Если еще когда-нибудь ты сунешься в наши дела, то мы тебе оставим отметину на всю жизнь. Ты ослепнешь. А твое хорошенькое личико будет разрезано на ленточки.
Они должно быть ушли, потому что вокруг стояла тишина, пока он стоял, вот так, повиснув на дереве. Силы его возвращались медленно, и на востоке уже забрезжили первые лучи, когда до него дошло, что он может снова стоять на ногах. Он понял, что конец веревки просто заткнули в одно из ее колец, которые обхватили дерево. Он дотянулся рукой до веревки и потянул ее. Она развязалась.
Он рухнул на траву и лежал так, тяжело дыша, пока наконец не смог пойти к дому. Стивенс отпер дверь, спотыкаясь, вошел в гостиную и лег на диван.
Через некоторое время он вошел в спальню, разделся и смазал рассеченную до мяса спину успокаивающей мазью. Он очистил раны, сделал примочки и потом сварил кофе. Когда он выпил первую чашку, гнев его прошел, и он уже чувствовал себя гораздо лучше.
Все утро и часть дня он лежал в кровати. К нему постепенно возвращалось мужество, и ему становилось ясно, что группа не представляет, сколько же ему известно. Иначе они не стали бы ожидать, что он сдастся.
Он слишком на многое ставил, чтобы это допустить. Бессмертную группу, которая тайно жила на земле смертных людей, заставили действовать открыто поступки одного или нескольких членов группы и надвигающаяся угроза атомной войны. И теперь, не зная о планах, которые строил таинственный индеец, они пытались сомкнуть ряды. Если бы им это удалось, туман опять сгустился бы и все события потонули бы во мгле, а Эллисон Стивенс исчез бы в царстве теней заодно с убитыми Джоном Фордом и Уильямом Дженкинзом. От него бы осталось только имя в списке мертвых какого-то одного, не очень отдаленного дня. Несколько лет, несколько десятилетий — мгновение в вечности. Не говоря уже о его расплывчатом плане сделать долголетие доступным для человечества, теперь его толкала вперед какая-то внутренняя необходимость, независимо от опасности.
Уже около половины третьего Стивенс почувствовал себя настолько хорошо, что встал, побрился, оделся и, достав кое-что из холодильника, соорудил себе поесть. Потом он позвонил в Большой дом. После нескольких звонков на другом конце провода щелкнуло, и женский голос спросил:
— Говорит экономка. Кто звонит?
Это был голос Жико Эйн! Группа вернулась в дом.
Стивенс назвался, подождал, пока она, видимо, просто отвернулась от трубки, и затем холодно сказала: