М. Галяль сообщает, что до настоящего времени строго соблюдается обычай приносить на могилу пищу, что по всей стране широко распространена вера в воскрешение после смерти и что, по представлениям современных египтян, душа умершего может переселяться в некоторых животных, например в скарабея; в загробном же мире покойного ждет суд возмездия. Кроме того, по примеру древних на пороге дома усопшего принято приносить в жертву голубя, курицу или барана — смотря по достатку.
Как и во времена Древнего царства, зажиточный египтянин строит себе дом-гробницу загодя, еще при жизни. Собственно говоря, это окруженный забором «заупокойный комплекс», куда входит и открытый двор с могилами и домом, подчас со всеми удобствами. В праздники сюда приходят родственники умершего; они могут здесь и переночевать. Часть принесенной ими еды принято раздавать бедным. Для некоторых бедных семей такая ритуальная раздача — один из основных источников существования.
Иракский ученый и писатель, бывший президент Иракской академии наук, доктор Юсеф Иззаддин, учившийся и долгое время живший в Каире, рассказывал, что один египетский профессор даже провел телефон в собственную, заранее построенную гробницу. Когда доктор Юсеф спросил его, зачем он это сделал, тот ответил: никто, мол, толком не знает, что творится на том свете, может быть, придется и позвонить кому надо.
В 70-х годах Город мертвых начал использоваться в новом качестве, что было вызвано резким понижением уровня жизни трудящихся масс, острой нехваткой жилья в египетской столице, население которой приближалось к 10 миллионам и продолжало быстро увеличиваться благодаря миграции из деревни. По признанию официальных лиц, для преодоления жилищного кризиса необходимо было строить ежегодно не менее 200 700 единиц жилья, а строится только 90 700. В результате почти полмиллиона каирцев живут на крышах, в самодельных «норах», 30 тысяч — живут на кладбищах, в парках, садах и прямо на улицах города. Да и для многих «счастливцев», проживающих в домах, жизнь не очень-то сладка. Так, 40 процентов домов не имеют водопровода и канализации.
Порой житье на кладбище не так уж и плохо. Те, кому особенно повезло (обычно это семьи сторожей и их родственников), живут прямо-таки во дворцах, среди мебели и дорогого убранства, принадлежавших когда-то членам королевской семьи или богатому вельможе. Здесь есть все удобства, порой и телефон. Конечно, занимают только те дома-гробницы, которые уже никто не посещает. Но, естественно, такое жилье далеко не всем приходится по душе. Однажды газеты опубликовали письмо некоего Салаха Хусейна Салиха. Жилищный кризис заставил его с женой и детьми жить на кладбище Зейн аль-Абидин. Все, казалось бы, было хорошо, да вот жена так и не смогла привыкнуть к жизни среди мертвых: по ночам ей все мерещились призраки. Он пишет: «У меня нет никакой надежды поселиться среди живых людей, еще до того как дети сойдут с ума. Вам не понять, что такое жизнь в Городе мертвых!».
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ДРЕВНЕМ ЕГИПТЕ
Уважение древних египтян к образованию, прежде всего к умевшим писать, было безграничным. Письменный прибор, а не меч, как во многих странах в то время, являлся основным средством, с помощью которого египтяне пробивали себе дорогу в жизни, вплоть до высших государственных должностей. Даже командующие армиями начинали карьеру с должности писца.
Письмо, «божественное слово», считалось даром бога мудрости Тота, и перед тем, как начать писать, полагалось совершить возлияние в его честь. Египтяне действительно могут гордиться изобретенным ими письмом. Несмотря на кажущуюся сложность, египетская письменность одна из легко читаемых среди когда-либо употреблявшихся в мире.
Выдающийся русский египтолог Б. А. Тураев писал, что египетский народ жил более или менее самостоятельной культурной жизнью и писал на родном языке иероглифами, курсивным шрифтом или коптскими буквами не менее пяти тысячелетий. За это, исключительное по своей продолжительности в истории время духовное творчество великой нации должно было выразиться в необычайно большом количестве памятников искусства и литературы, особенно если принять в соображение не только ее одаренность, но и всеми признанную особую склонность к художествам, ремеслам и письменности. То, что дошло до нас после многочисленных разгромов и переворотов, пережитых долиной Нила, действительно поражает, даже в своем настоящем виде, многочисленностью, разнообразием, грандиозностью.
Б. А. Тураев отмечал, что «благодаря этой любви писать и читать ни от одного народа не дошло до нас такого количества письменных и рисовальных приборов и произведений письма, которым покрыто все, что попадалось под руку, начиная от стен грандиозных храмов и папирусных свитков до осколков камня, черепков разбитых горшков и вещей домашнего обихода. Ни один народ, кроме того, не додумался до обожествления письменного прибора».
Русский путешественник, герой Бородинского сражения и будущий министр просвещения Авраам Норов, посетивший Египет в 1834–1835 годах, тоже был поражен любовью египтян к письменности. Он писал: «Нельзя не удивляться на каждом шагу глубокомыслию этого первобытного народа, который из храмов, чертогов и других публичных зданий делал книги для изучения их в продолжение всей жизни и которых гранитные листы, пережив тысячелетия, могут быть еще прочтены будущими поколениями»[11].
Действительно, попав в древнеегипетский храм, оказываешься окруженным со всея сторон изображениями, сопровожденными надписями и просто иероглифическими текстами, выбитыми на камне и нередко еще сохранившими яркие цвета раскраски. Только потолок обычно представлял собой голубое небо с золотыми звездами.
Любителю литературы в те далекие времена достаточно было побродить по храмам, чтобы ознакомиться со стихотворными гимнами богам, мифологией и крупными историческими событиями, описанными лучшими придворными поэтами.
Профессия писца высоко ценилась в Египте. В крупных хозяйствах они вели различные реестры, взвешивали урожаи, мерили землю, подсчитывали недоимки. Писцы работали в храмах и административных учреждениях. Конечно, далеко не все из этих должностей хорошо оплачивались, но даже беднейшие считали свое положение более привилегированным, чем положение крестьянина, ремесленника и даже воина. Пожалуй, идеал писца передан в хранящейся в Лувре статуе. Кажется, что он не только ловит слова, но и читает мысли того, кто ему диктует. Писцы, говоря современным языком, составляли административно-бюрократический аппарат, а стремление стать писцом объяснялось вполне прозаическим желанием избежать занятий физическим трудом, тяжелым и неблагодарным.
Бедный, необразованный человек, «чье имя неизвестно», подобен тяжело нагруженному ослу, он «погоняется писцом» Куда в лучшем положении находится человек, который «настроил свое сердце на учение, он поставлен над работой и становится мудрым господином». Поэтому «возьмись за дело и стань писцом, ведь затем ты будешь руководить людьми». В папирусе Анастаси красноречиво говорится о выгодах этой профессии: «Будь писцом! Освободит она [эта должность] тебя от податей, защитит она тебя от работ всяких, удалит она тебя от мотыги… и не будешь ты носить корзину. Она отделит тебя от гребли и весел, удалит она тебя от хлопот. Не будешь ты под владыками многими и под начальниками многочисленными».
Но среди образованных были не только ограниченные чиновники. Уже тогда существовала интеллигенция, глубоко интересовавшаяся литературой, наукой и искусством. Иначе кто бы мог создавать и оценивать литературные произведения, шедевры изобразительного искусства? Эти писцы-интеллигенты считали, что художественное или научное произведение дает больше гарантии бессмертию, чем пирамиды. Так, еще в царствование фараона Рамсеса II были написаны следующие строки: